Процесс антисоветского троцкистского центра.
Шрифт:
В смысле оценки положения каждого из обвиняемых по этому делу можно пожалеть только об одном - что тот человек, который направлял действия этой организации откуда-то из-за пределов нашего Союза, избежал этой скамьи подсудимых…
На первый взгляд кажется непонятным, как случилось, что Арнольд, у которого в сущности говоря никакой политической ориентации раньше не было, стал соучастником людей, имеющих большой актив политического двурушничества на протяжении целого ряда лет.
В своих показаниях Шестов цинично рассказывает о том, как ему приходилось вовлекать в организацию Арнольда. Он говорит: “Я его [c.217] постепенно подкармливал. Я его прикрепил незаконно на снабжение
Арнольд утверждает: ”Я вынужден был согласиться на предложение Шестова вступить в троцкистскую организацию”. После вербовки Арнольд подвергался обработке в течение длительного срока. Этот момент также подтверждается показаниями Шестова и другими объективными материалами по делу.
Как Арнольд выполнял задания, полученные им от Шестова и Черепухина? Шестов говорит, что когда это задание давалось, то от Арнольда требовали самопожертвования. Арнольд дал твердое обещание пожертвовать собой. На самом деле, как мы знаем по материалам дела и как это совершенно правильно отметал тов. Вышинский, благодаря трусости Арнольда и благодаря тому, что в нем проснулся инстинкт самосохранения, он не решился провести до конца это гнусное задание. Террористический акт, к счастью всего советского народа, не был завершен! В трусости Арнольда, в том, что он в обоих случаях пытался обмануть троцкистскую организацию, в значительной степени нужно искать причину того, что эти гнусные акты не были совершены! Арнольд по этому моменту дает, мне кажется, искренние показания, ибо никаких других мотивов, которыми бы он руководствовался, мне кажется, и предположить нельзя. “Я, как никогда в жизни, испугался…” “Я не хотел умереть или остаться калекой”. Вот мотивы, которые руководили им в этот момент! И, наконец, факт, что Арнольд в значительной мере обманывал и троцкистскую организацию.
Перед нами неизбежно должен встать вопрос: сделал ли Арнольд хотя бы одну попытку из этой организации уйти, порвать о ней. Если у него такие попытки действительно были, то они в данном случае являются чем-то весомым и во всяком случае таким, что должно быть учтено при разрешении вопроса о его дальнейшей судьбе. Мы знаем по делу, что Арнольд уехал в Ташкент, уехал в Москву, что он порвал с Черепухиным. Мы знаем, что этот отход подтверждается.
Таким образом, попытки порвать с троцкистской организацией после неудачного выполнения террористических актов, когда он боялся мести со стороны Черепухина, - эти попытки по делу надо считать установленными!
Как бы ни был, товарищи судьи, непригляден облик обвиняемого Арнольда, мне думается, что этот самый Арнольд, который начал свою жизнь с бродяжничества, конечно, - в большой мере - жертва трагического обмана, о котором говорил здесь обвиняемый Богуславский. Если люди, занимавшие там в течение долгих лет видное положение, люди, которые в течение долгих лет боролись в верхушках этой организации, боролись с партией и правительством, если эти люди здесь на суде заявляют о том, что они стали жертвой трагического обмана со стороны Троцкого, - то те люди, которые никогда раньше не имели связи с троцкистской организацией и которые были в организацию вовлечены, с большим правом могут утверждать, что [c.218] они были жертвой более тяжелого и мерзкого обмана. Мне кажется, что Арнольд - одна из таких жертв такого трагического обмана троцкистских генералов.
Уликовая ситуация дела совершенно ясна. Но мне кажется, среди всех членов троцкистской организации как сидящих на скамье подсудимых, так и не сидящих, обвиняемый Арнольд -
Срок его участия в этой организации опять-таки отодвигает его фигуру на последний план. И, наконец, последнее соображение таково, что обвиняемый Арнольд действительно хотел уйти от той организации, в которую он попал по принуждению.
Долгие скитания Арнольда по разным странам, в сущности говоря, трудно вместить в рамки обычных показаний и в рамки обычных анкет. И надо признать, что надлежащего политического воспитания он не получил. И последний политический урок он получил на этом процессе.
Позвольте мне, товарищи судьи, думать, что, когда вы в совещательной комнате будете решать вопрос о судьбе Арнольда, о том, жить дальше Арнольду или не жить, то вы все эти моменты учтете и этот политический урок этого процесса в жизни Арнольда будет не последним.
Вот, товарищи судьи, к чему сводится моя просьба.
* * *
После речи защитника т. Казначеева председательствующий т. Ульрих объявляет перерыв до 11 часов 29 января.
Утреннее заседание 29 января
Председательствующий: Слово имеет защитник подсудимого Пушина - член коллегии защитников тов. Коммодов.
Коммодов: Борьба с советской властью, товарищи судьи, как вы знаете, началась тотчас же после прихода этой власти. Борьба была тяжелой, упорной. Враг был разгромлен.
Эти победы сузили круг врагов, расширили круг друзей. Наиболее дальновидные, наиболее честные поняли, что если советскую власть нельзя опрокинуть силой оружия, если народное хозяйство не подломилось под тяжестью трудностей, следовательно, эта власть корнями своими ушла в гущу народной жизни. Но остатки разбитого классового врага не сложили оружия.
Начались фракционные выступления троцкистской оппозиции, о которых здесь говорил государственный обвинитель. С самого начала эти выступления троцкистской оппозиции стали точкой приложения всех контрреволюционных сил. Контрреволюционеры всех оттенков оценивали троцкизм не только как надежду на падение советской власти, но и надежду на реставрацию капитализма.
Глубоко был прав тов. Вышинский, когда характеризовал эту борьбу, как борьбу двух систем. Это - борьба двух миросозерцании, и таковой она остается до последнего дня. Поскольку наиболее активным защитником прежней системы производственных отношений в их худшем выражении является сейчас фашизм, отсюда понятно, почему фашизм подал руку троцкизму, а троцкизм - фашизму, и они заключили союз для совместной эксплоатации, насилия и рабства.
Нужно понять нас. Нам не легко. Если мы, защитники, в этом процессе будем просить вас, товарищи судьи, отступить в отношении того или иного подсудимого от той высшей меры наказания, которую предлагал государственный обвинитель, то не по основаниям, лежащим в характере преступления или в личности подсудимого, а по основаниям, которые вытекают из самого факта силы, могущества и мощи Советского Союза. И это основной наш довод в защите. К этому основному доводу защита в отношении защищаемого мною Пушина приходит, основываясь также и на его малом весе в его же собственной организации. Я не могу мириться с тем, чтобы поставить всех подсудимых по их удельному весу на одну доску. [c.220]