Процесс Элизабет Кри
Шрифт:
Читальный зал открылся в девять часов утра, и Гиссинг вошел в него в числе первых; он немедленно направился к своему привычному месту и продолжил работу над эссе о Чарльзе Бэббидже. Сидя за письменным столом, он не вспоминал о Нелл вовсе, потому что в этом месте чувствовал себя защищенным от вульгарностей жизни, которую принужден был вести за стенами библиотеки; здесь он мог на равных говорить с великими авторами прошлого и примерять к себе их судьбу. Он работал до вечера, исписывая страницы своей тетради водянистыми черными чернилами, предоставляемыми библиотекой; оканчивая черновики своих эссе, он всегда подписывал и датировал их и, завершив
Он вышел из музея уже в сумерках и купил каштанов у продавца, который осенью и зимой неизменно стоял у входа со своей жаровней. Он прошел мимо подростка-газетчика, но не обратил внимания на его сиплый крик: «Ужасное убийство!» Повернув на Хэнуэй-стрит, он увидел у двери своего дома двоих полицейских. Он подумал, что с его женой, по всей видимости, неладно, и, странным образом, не почувствовал никакого волнения.
— Вы ко мне? — спросил он одного из полицейских. — Я муж миссис Гиссинг.
— Мистер Гиссинг, стало быть.
— Да. Именно.
— Поднимемся тогда к вам, сэр.
К удивлению Гиссинга, его повели по лестнице к его комнате, точно арестанта; еще не дойдя до своей двери, он услышал голос Нелл, вступившей с кем-то в яростную перепалку. «Сволочуга! — кричала она. — Сволочуга!»
Он прикрыл на секунду глаза, прежде чем войти в комнату, которую он так хорошо знал, но которая теперь показалась совсем иной. Его жена была там с еще одним полицейским, но напрасно он боялся, что она задержана, взята под стражу. До его появления она плакала и, судя по запаху, пила джин, но когда он вошел, она посмотрела на него с каким-то необычным интересом.
— Вы и есть Гиссинг? — спросил третий полицейский.
— Я уже сообщил этим джентльменам мою фамилию.
— Вы знали такую Элис Стэнтон?
— Нет. Никогда не слышал этого имени.
— Значит, вам неизвестно, что вчера вечером она была убита?
— Неизвестно.
Гиссинг терялся в догадках все более и более; он опять посмотрел на жену, которая медленно качала головой с непонятным для него выражением на лице.
— Можете ли вы объяснить, где вы были вчера вечером?
— Я был здесь. Работал.
— Только и всего?
— Достаточно, по-моему.
— Вашей жены, надо полагать, с вами не было?
— Миссис Гиссинг… — Вопрос был щекотливый, но он подумал, что полицейским наверняка уже известна ее профессия. — Миссис Гиссинг была у друзей.
— Этому можно поверить.
Гиссинг видел, что эти люди не знают, как к нему обращаться. Он был чувствителен к такого рода нюансам и верно догадался, что они сбиты с толку его обращением: жена — вульгарная проститутка, а в нем при этом разговор и одежда (потертая, но чистая) выдают джентльмена. Впрочем, его положение было не лучше: они расположились в его комнате, а ему все еще было невдомек, зачем они пожаловали.
— Нам, мистер Гиссинг, нужно задать вам несколько вопросов, но здесь это будет неудобно. Поэтому попросим вас проехать сейчас с нами.
— Могу я отказаться?
— Не можете. Дело такого рода…
— Какого, собственно, такого рода?
Не дав ответа, они вывели его на улицу, где ждал закрытый экипаж. Нелл осталась дома, и когда он обернулся, чтобы взглянуть на нее, полицейские сказали, что она уже «опознала тело».
— Какое тело? О чем вы говорите?
Его посадили в экипаж, так ничего и не объяснив, и Гиссинг шумно вздохнул, откидываясь на сиденье
— Вам знакомо это лицо?
— Да. Знакомо.
— Попрошу за мной, мистер Гиссинг.
Он поддался искушению и взглянул на нее еще раз. Глаза, ранее устремленные на обитель аналитической машины в Лаймхаусе, были теперь закрыты; но на лице, застывшем в смертную минуту наподобие иероглифа с гробницы, читались жалость и смирение. Брайден повел его по ярко освещенному коридору; в конце коридора была зеленая дверь, и прежде, чем тихонько постучать, Брайден прокашлялся. Ответа на стук Гиссинг не услышал, но Брайден открыл дверь и внезапно подтолкнул его вперед. Он очутился в комнате с решетками на окнах; за письменным столом сидел еще один полицейский, и он жестом пригласил Гиссинга сесть напротив.
— Известно ли вам, что такое голем, сэр?
— Мифическое существо. Кажется, что-то вроде вампира.
Его перестало удивлять происходящее с ним, и он ответил автоматически, как школьник на уроке.
— Совершенно верно. Но мы с вами не из тех, кто верит в мифические существа, правда?
— Надеюсь, что нет. Однако могу я узнать вашу фамилию? Так будет легче разговаривать.
— Моя фамилия Килдэр, мистер Гиссинг. Вы, насколько я знаю, родились в Уэйкфилде?
— Да.
— Но в вашей речи не слышно местного акцента.
— Я образованный человек, сэр.
— Истинно так. Ваша жена, — Гиссинг не услышал никакого особенного ударения на последнем слове, — сказала нам, что вы написали книгу.
— Да. Роман.
— Может быть, я его видел? Как он называется?
— «Рабочие на заре».
Килдэр взглянул на него жестче.
— Вы, наверно, социалист? Или член Интернационала?
Полицейский инспектор пытался увидеть некую мятежную связь между Карлом Марксом и Джорджем Гиссингом и даже в тот момент еще не исключал возможности некоего революционного заговора.
— Я не имею ничего общего с социалистами. Я реалист.
— Название у вашей книги такое, знаете…
— Записывать меня в социалисты не больше оснований, чем Хогарта или Крукшенка. [20]
— Я слыхал, конечно, эти имена, но…
— Это были художники, как и я.
— Понятно. Но не все художники могут похвастаться, что сидели в кутузке. — Следовало быть готовым, подумал Гиссинг, к тому, что они об этом знают; но все равно он не мог заставить себя посмотреть этому человеку в глаза. — Вы отбыли месяц каторжных работ в Манчестере, мистер Гиссинг. По обвинению в краже.
20
Уильям Хогарт (1697–1764) — английский художник. Джордж Крукшенк (1792–1878) — английский иллюстратор и карикатурист.