Прочь из моей головы, босс!
Шрифт:
Ох, пресвятые кренделя! Что я натворила?
Я пытаюсь собрать осколки, но его голос отвлекает меня:
– Скай, оставь вазу в покое, и подойди ко мне! – спокойно продолжает.
Вазу? Как он узнал? Да кто ты, тварь?
Я выпрямляюсь и нерешительно показываюсь из-за угла.
Он всё также продолжает увлечённо играть ту самую мелодию. Только с самого начала, но взгляд его сосредоточен исключительно на мне.
Мне ужасно неловко.
– Ну же, Скай! Я тебя не обижу. Ты можешь войти!
Медленно
Как же меня трясёт! Боюсь, сейчас я похожа на маленькую собачонку, испуганно дрожащую от собственно чиха.
– Но вы же сами говорили, что я не имею права входить в левое крыло, – едва слышно проговариваю.
В горле наступает жуткая засуха, похлеще засушливой Сахары.
– Именно! Говорил!
Он прекращает играть и складывает руки на поверхности рояля, опуская подбородок на сцепленные в замок пальцы.
Босс наблюдает за мной из-под ресниц, а мне вдруг хочется включить свет и разглядеть его получше.
– Но ты ведь не из тех, кто придерживается правилам, раз сейчас находишься не там, где тебе следовало бы находиться?
– И вы не сердитесь на меня?
– Сержусь, но какой в этом смысл?
– Не знаю! Мне кажется, вам нужно проще ко всему относиться. Вы слишком принципиальный и озабоченный, – говорю не подумав, он вопросительно вскидывает бровь, и я спешу исправиться: – В хорошем смысле этого слова. Сколько вам лет? Тридцать?
– Не совсем. Ты разве не интересовалась обо мне прежде, чем приходить на собеседование?
– Честно? Нет! Мне было не до этого.
Он загадочно хмыкает и закрывает крышку рояля.
Я предполагаю, что на этом наш диалог исчерпан, и уже начинаю сожалеть о сказанном.
Нужно было соврать, но какой в этом толк, если врать я умею, равно как и управлять самоходным батискафом.
– И ты не знала меня раньше? – любопытствует он.
Я невольно улыбаюсь, мысленно благодаря его за то, что он не ушёл от разговора. Что дал возможность узнавать его дальше.
– Вообще-то нет. Я не так давно приехала из Европы, где училась по обмену. Первой серьёзной компанией за минувший год, куда я устроилась в Лос-Анджелесе была «Стар Индастриз», а до этого я работала в мелких конторках, – я непроизвольно морщусь, вспоминая грёбаного Пулмана, от которого меня по сей день тошнит.
Замечаю на лице Гросса странную ухмылку и ловлю себя на мысли, что мне очень нравятся его губы. Такие красивые и мягкие с виду.
– Я знала о существовании других продюсерских центров, но кто владеет ими, понятия не имела.
– Ты не находишь это глупым?
– Что именно?
– Желать работать по профессии, но абсолютно не смыслить в компаниях, занимающимися подобными вещами.
– Знали бы вы меня получше,
Должно быть, моё лицо вспыхнуло. И сейчас стало гораздо пунцовее, чем после ванны. Однако, надеюсь, в полумраке он не заметит сковавшую меня неловкость. Свет исходит только от лунного света, пробирающегося через панорамные окна, так что вряд ли моя красная рожа его удивит.
Он снова чему-то лыбится, и я начинаю думать, что всё-таки поспешила с выводами.
Возможно, моя рожа в данную минуту светится как одинокая флуоресцентная лампа в глухой степи, на свет которой сбегаются все живые существа.
– Ладно, опустим эту тему, – босс избавляет меня от дальнейшей неловкости. – Так ты ответишь мне? Какая музыка тебе нравится?
Музыка – одна из моих самых любимых тем для разговоров. Всё, что касается искусства, до чёртиков интересно мне. Я готова без умолку трещать об этом.
– Разную, но сердце всё же лежит к французским исполнителям. Их язык завораживает, – мечтательно произношу я. – А вам?
– Сложный вопрос.
– Почему же?
Гросс сдвигает брови к переносице и принимает крайне мрачный вид.
– Лучше скажи, ты ведь поёшь? Я вроде бы слышал, как ты пела в ванной, – его лицо озаряется улыбкой, а глаза мерцают и переливаются, отражая в них луну.
Я смотрю в грозовые тучи его глаз и пересчитываю звёзды в них, сбиваясь на второй. В его глаза невозможно смотреть просто так. Это какой-то гипноз.
– Скай, ты меня слышишь? В каких грозовых облаках ты витаешь? – издевательски спрашивает он, щёлкая пальцами перед моим носом.
А вот и хамоватый босс явился! Где ж ты так долго пропадал?
И только спустя время я понимаю, что он обмолвился моей личной придуманной метафорой.
Я не пойму, он что, мозгопросвечиватель? Как ему это удаётся?
– Эм-м… Я просто дурачусь. Я нечасто пела на публике. Только в школе и в одном парижском ресторанчике замещала приболевшую подругу, – с трудом отлепляю язык от нёба. – На самом деле ничего выдающегося. У меня нет музыкального образования.
– У тебя есть любимая композиция? – любопытствует он. Я начинаю тупить. – Ну же, я знаю, она имеется. Скажи мне?!
– Это даже не композиция, а моё жизненное кредо. Я бы даже сказала гимн имени меня.
– Очень интригующе, – хмыкает загадочно. – Спой мне её!
Я озираюсь по сторонам, проверяя нет ли поблизости моей спасительницы.
– А у вас гитары случайно не найдется?
– Ты ещё и играешь?
– Не ахти как, но да. Немного получается.
Считанные секунды он ещё пялится на меня пронизывающим взглядом, вгоняя в состояние беспамятства, а затем резко подскакивает с места и хватает меня за руку.