Прочь от реальности: Исследования по философии текста
Шрифт:
Ср. у Ахматовой не менее известное описание неисчерпаемости предметной сферы лирической поэзии как реализации принципа субъективности в его прагматической сфере:
Про
В отличие от поэзии проза является не искусством слова, а искусством предложения, искусством высказывания. Как же реализуется данная особенность языка на пропозициональном уровне? В двух словах можно сказать, что эта особенность реализуется в интенсиональных контекстах пропозициональных установок, то есть в тех же фрегевских косвенных контекстах, которые мы рассматривали в первой главе. Для того чтобы было ясно, о чем идет речь, вспомним пример из работы С. Крипке «Загадка контекстов мнения». Некий француз, никогда не бывавший в Англии, разделяет расхожее мнение, что Лондон – красивый город, которое он выражает при помощи французского высказывания:
Londres est jolie.
Однако данный герой отправляется в странствия, после долгих перипетий попадает в Англию и поселяется в одном из самых неприглядных районов Лондона. Он не отождествляет в своем сознании этот город, в котором он теперь живет по воле судьбы, с тем городом, который он называл по-французски Londres и по поводу которого разделял мнение, что Londres estjolie. Город, в котором он теперь живет, он называет по-английски London и разделяет мнение (никогда не бывая в историческом центре города и все время проводя в своем грязном квартале), что –
London is not pretty. (Лондон – некрасивый город.)
Итак, в «феноменотическом сознании» (выражение из статьи [Сааринен 1986: 131]) этого персонажа стало одним городом больше. Эта особенность не обязательно проявляется в двух различных языках. Вот пример из той же статьи, где речь идет об одном языке. Здесь некий Питер может узнать имя «Вишневский», обозначающее человека, носящего то же имя, что и знаменитый пианист. Очевидно, что, выучив это имя, Питер согласится с утверждением: у Вишневского был музыкальный талант, и мы, употребляя имя «Вишневский» как обычно, для обозначения музыканта, можем вывести отсюда, что
Питер думает, что у Вишневского был музыкальный талант.
«[…] Позже, в другом кругу людей, Питер узнает, что был какой-то Вишневский, политический лидер. Питер весьма скептически оценивает музыкальные способности политических деятелей и потому приходит к заключению, что существует, вероятно, два человека, живущих примерно в одно и то же время и носящих фамилию „Вишневский“. Употребляя слово „Вишневский“ для обозначения политического лидера,
У Вишневского не было музыкального таланта» [Крипке 1986: 233].
Надо сказать, что тот факт, что внутри пропозициональных установок возможно несоблюдение принципа подстановки нескольких интенсионалов для одного экстенсионала, был замечен и проанализирован еще Фреге, в частности в его работе «Мысль», в рассуждениях о «докторе Густаве Лаубене» [Фреге 1987: 28-30]. Однако наиболее четко и терминологически перспективно эту проблему охарактеризовал Куайн в работе «Референция и модальность», назвав подобные контексты «референтно непрозрачными» [Куайн 1982].
Применительно к художественному дискурсу выявленная особенность языка дает следующий принцип: референтная непрозрачность индивидных термов в контекстах мнения пропозициональных установок приводит к эффекту принятия одного индивида за другого, то есть к тому, на чем зиждется эпистемический сюжет.
Рассмотрим следующие два высказывания, являющиеся квазиметавысказываниями, описывающими сюжет «Царя Эдипа», вернее, некоей усредненной версии «истории об Эдипе»:
(1) Эдип знает, что он женился на Иокасте.
(2) Эдип знает, что он женился на своей матери. (Ср. также анализ этих высказываний в [Арутюнова 1988; Вендлер 1986].)
Первое высказывание характеризует положение дел до развязки трагедии, и его смысл не несет в себе ничего трагического. Второе высказывание характеризует положение дел после развязки и в свернутом виде содержит сюжетное зерно трагедии.
Выражения «Иокаста» и «мать Эдипа» имеют один и тот же экстенсионал, но разные интенсионалы. Соответственно высказывания (1) и (2) выражают одно и то же истинностное значение и как будто описывают одно и то же положение дел. Схематически сюжет трагедии Эдипа можно описать при помощи объективно противоречивой конъюнкции:
(3) Эдип знает, что он женился на Иокасте, и не знает, что он женился на своей матери.
То есть не все семантико-прагматические вхождения имени Иокаста (и прежде всего тот факт, что Иокаста является матерью Эдипа) были известны Эдипу.
С логической точки зрения все это произошло оттого, что выражения «Иокаста» и «мать Эдипа» употреблены в референтно непрозрачном контексте пропозициональной установки «Эдип знает, что». То есть в феноменологическом сознании Эдипа Иокаста и мать Эдипа – это разные индивиды. Другими словами, для Эдипа справедливо, что:
(4) Эдип не знает, что Иокаста и его мать – это одно лицо
или
(5) Эдип полагает, что Иокаста и мать Эдипа – это разные лица.
В соответствии с этим и можно утверждать, что возникновение эпистемического сюжета имеет место вследствие возможности в референтно непрозрачных контекстах пропозициональных установок приписывать одному и тому же суждению противоположные значения истинности или, напротив, – возможности одно и то же значение истинности приписывать разным суждениям. Так, для Эдипа до развязки трагедии суждения: