Проданная Польша: истоки сентябрьской катастрофы
Шрифт:
Но с вступлением Польши в ЕС евробюрократы (лоббирующие интересы «старых» сельскохозяйственных государств Евросоюза) задавили независимых польских «продуцентов» тех же яблок и того же лука немыслимо жесткими требованиями по качеству и размерам. В итоге — польские крестьяне засевают свои поля сосновым подлеском — на это деньги у ЕС есть. Шикарные привислянские сады, каждой осенью радующие глаз всякого, кто путешествует от Люблина до Кракова, сегодня вырубаются, ибо на эти яблоки нет сбыта.
А ведь Польша и по сей день — крестьянская страна…
Европейская
А ведь именно с исчезновения свободного италийского крестьянства и превращения всего Апеннинского полуострова в скопище гигантских латифундий с рабами в качестве сельскохозяйственных рабочих — начался крах Римской империи!
Европе не нужна Польша как самобытная славянская и крестьянская страна. Просто не нужна, в принципе. Источник дешевой рабочей силы и рынок сбыта — и все!
Сегодня Польша все еще представляет из себя относительно высокотехнологическое государство — во многом благодаря тому, что место польских инженеров и специалистов, выехавших на Запад, сегодня занимают выпускники галицийских вузов. А что будет завтра? Когда, как в Латвии, страну покинут все квалифицированные строители, ремонтники — в конце концов, те же самые пресловутые сантехники? При том, что Галиция — не решение проблемы, это сугубый паллиатив?
И вот тогда произойдет окончательный крах Польши как государства польского народа. Здоровая крестьянская основа общественной нравственности будет разрушена — она разрушается уже сегодня — и место столь привычных нам поляков — задир, хвастунов и выпивох, умеющих беззаветно дружить и истово ненавидеть, верующих в Бога и хранящих в красном углу портрет Пилсудского — займут «новые кочевники» без флага и Родины.
И тогда Польша умрет. Вместе со всем остальным Западным Миром — разделив его заблуждения (но отнюдь не доходы) и поплатившись за это своим будущим.
Потому что у Европы будущего НЕТ.
Но значит ли это, что нет его и у Польши?
Никак нет. Потому что у Польши есть Россия.
Россия — мать славянства, несмотря на то, как она исторически сложилась (а может, именно поэтому) — без различия конфессиональной принадлежности. Может быть, иногда чрезмерно строгая — но все же мать. А мать всегда своя, и если иногда неприветлива и холодна — то всегда, в конце концов, отходчива и дружелюбна.
А Европа для Польши всегда была, есть и будет мачехой; обычно — жестокой и безжалостной, иногда, когда есть в том необходимость — лицемерно приветливой и холодно вежливой — но всегда чужой.
Место Польши — у нашего огня. И рано или поздно, но поляки поймут, что их политические лидеры — всего-навсего купленные марионетки, поющие с чужой партитуры. Поймут — и сделают соответствующие выводы.
И когда поляки поймут, с кем им на самом деле по пути в этом недружелюбном и суровом мире — мы их встретим и обнимем; обнимем,
Эпилог
Краков, апрель 2004-го
Как же мало здесь все изменилось! Прошло почти шестнадцать лет, а такое чувство, что никуда отсюда и не уезжал. Впрочем, чему здесь меняться? Слава Богу, и Барбакан, и Флорианская улица, и Мариацкий костел, и силуэт Вавеля, возвышающийся впереди, и Сукеницы, и площадь перед ними, полная голубей — остаются неизменными уже лет триста, не меньше. Ну, может быть, за исключением голубей. Хотя не факт.
Шумная Звежинецкая, знакомый до боли бар, куда в пору студенческой беззаботной юности забегали выпить пива — цел и невредим. Замечательно! Зайдем? Зайдем!
Пиво стало лучше — хотя, наверное, и дороже; вот черт, даже и не вспомню, сколько оно стоило тогда на те, старые злотувки. Впрочем, какая разница? Главное — что холодное, а галенка с фритками и суровками — горячая, огненная прямо. А это что? Малиновое пиво? Это как? Ну-ка, неси попробовать!
Нет, не из Украины. И не из России. Из Белоруссии. Да, нравится. Хочешь по-русски поговорить? Хорошо, попробуй, если что — я поправлю. Нормально! Не забыл! Садись, четверка с плюсом. Где жил? Да далековато, интернат студенцки «Меркурий». Знаешь? Очень хорошо! Когда жил? Да было такое время в Польше, когда еще была коммуна. Помнишь? И я помню. Ладно, спасибо, пойдем помаленьку.
За все про все на двоих — сорок злотых. Недорого, наверное. Почти как у нас — только что-то щемит сердце. Сразу и не поймешь, отчего. Надо присесть на скамеечку на плантах, подумать, вспомнить былое. И попытаться понять, отчего ж так болит сердце? И начинаешь понимать.
Это как встреча с девушкой, которую беззаветно любил в далекой юности. Писал ей стихи, гулял с ней по ночам, назначал свидания, думал о ней ежеминутно, мечтал о предстоящей встрече и, не успев еще толком распрощаться — тут же начинал тосковать по ее глазам, по запаху ее волос, по мягкой нежности ее кожи.
А потом ты ее потерян — она вышла замуж: за военного моряка и уехала в далекий приморский город. Потому что капитан третьего ранга, командир какой-то там БЧ на крейсере — это серьезно, солидно; это-квартира, положение, оклад. А у тебя? Ты нищий поэт, студент, босяк. У тебя ничего нет — кроме стопки стихов, посвященных ей.
И твой мир рушится. Потом, как в детском калейдоскопе — мелькают годы, женщины, города и страны, заботы, хлопоты, житейская круговерть. И вдруг — встречаешь ее через пятнадцать лет. У тебя семья, жена, дети, дом, работа. У тебя — все в порядке, ты устроен в жизни, и все тебе кажется хорошо. Пока случайно в переходе метро ты не встречаешь ее.