Продавцы теней

Шумяцкая Ольга

…Двери распахнулись, Долгорукий слегка подтолкнул Эйсбара вперед, и тот оказался на пороге огромного зала. Свет брызнул ему в лицо. Он непроизвольно зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел, что зал усеян множеством человеческих фигурок. Все головы были повернуты к нему. Сотни глаз устремлены на него. На долю секунды Эйсбара охватила столь несвойственная ему и потому ошеломляющая паника. Но в следующее мгновение уже иное чувство владело им. Он почувствовал себя гораздо выше этих рассеявшихся по залу человечков, похожих на шахматные фигуры, словно стоял на постаменте, а они снизу с трепетом взирали на него, вытянув вверх тонкие шеи. Что-то похожее

он ощущал, когда на летном поле наблюдал за Ленни с деревянной вышки. Он непроизвольно выпрямился, став еще выше. Масштабы, масштабы.

Округлый Долгорукий выступил вперед.

— Медам и месье! — провозгласил он, делая всеохватывающий и как бы к чему-то приглашающий жест рукой. — Позвольте представить — Сергей Борисович Эйсбар. Многие из вас — уверен — знают его как молодого талантливого режиссера, надежду нашего отечественного синематографического искусства. Что ж, в наше время созданы все предпосылки, чтобы надежды претворялись в жизнь. И вот перед нами — победитель конкурса на создание крупномасштабной эпопеи «Защита Зимнего», которая ровно через год будет венчать празднования по случаю пятилетней годовщины счастливого предотвращения большевистского заговора. Напомню, что в конкурсе принимали участие такие столпы мировой синематографии, как Дэвид Гриффит, Фриц Ланг, Жорж Мельес и многие другие. Однако стоит ли говорить, что только НАШ режиссер…

Дальше Эйсбар не слушал. Долгорукий плел кружева про «историческое значение», «дело государственной важности», «доверие царской семьи», «условия наибольшего благоприятствования», «уверенность в том, что»…

Эйсбар разглядывал зал. Тот был ослепителен. Белизна и позолота взмывали вверх, к стрельчатым окнам и сводчатому потолку Белоснежные маркизы расшиты были золотыми двуглавыми орлами. Такие же орлы украшали простенки между массивными колоннами. Портрет государя в полный рост в парадном мундире замыкал череду колонн, украшая торцевую стену зала и являя собой воплощенное торжество державности. Над портретом тоже витал лепной орел.

Долгорукий завершил речь еще одним плавным всеохватывающим жестом.

Публика дружно сдвинула ладони.

Подлетел официант с двумя бокалами шампанского на серебряном подносе. Эйсбар машинально взял бокал. Шампанское просвечивало сквозь хрустальный рельеф двуглавой твари.

— Позвольте, я вас представлю, — шепнул Долгорукий, беря Эйсбара за локоть и увлекая за собой.

Толпа мундиров и фраков окружила их. Долгорукий вел Эйсбара как сквозь строй, нашептывая в ухо: «помощник министра», «надворный», «статский», «особо приближенный». Эйсбар кивал, улыбался, жал руки. В своем твидовом пиджаке он не испытывал ни капли неудобства среди сверкающей манишками и драгоценностями толпы, по-прежнему чувствуя себя повелителем мух.

— Боже, как он хорош! Божественно хорош! Мне дурно! — донесся до него девичий возглас. Усмешка тронула правый уголок рта. Глаза непроизвольно сузились.

«Вот дура!» — подумала Ленни, стоя позади объемистой девицы, собравшейся падать в обморок. Хотя если бы ее саму сейчас спросили, что она думает об Эйсбаре, она ответила бы примерно то же: «Божественно хорош».

Эйсбар не видел ее, но она наблюдала его триумф с самого начала — с феерического появления в проеме парадных распахнувшихся дверей, когда весь зал одновременно повернул головы в его сторону и замер в немом стоп-кадре на восхищенном вздохе. И она замерла в немом стоп-кадре, пораженная и восхищенная, не в силах оторвать от него глаз.

Странное

чувство владело ею. Ей казалось, что она, выпав из реальности, обнаружила себя внутри фильмы и что Эйсбар — не человек, а персонаж на две головы выше всех этих надутых и надушенных людишек, что, следуя по залу, он раздвигает неземной мощью человеческие волны и те, размыкаясь и смыкаясь за его спиной, на самом деле пресмыкаются перед ним. Ей стало жарко. Сердце выскакивало из груди.

Иронизировать над Эйсбаром и обижаться на него Ленни могла сколько угодно, но это не меняло сути: как описывает подобное состояние титр старомодной фильмы — она вся была в его власти. Пользуясь любой возможностью притормозить в своей беготне, она теперь часто застывала на диване, в кресле, на скамье любимого расписного трамвая, на сиденье таксомотора и погружалась в ощущение неги. Мельчайшие воспоминания преследовали ее на манер дачного комарья — повсюду, повсюду, повсюду. Поцелуй, вздох, взгляд, разворот тела — ее ли, его ли — весь этот покалывающий наслаждением фейерверк затмил реальную жизнь, которая не то чтобы поскучнела, а просто превратилась в захламленные старые кулисы, в которых не происходило ничего существенного.

Сегодня Эйсбар весь день был занят. Был он занят и вчера, и позавчера, хотя честно каждое утро и вечер присылал с посыльным забавные записочки. Их последняя встреча неделю назад закончилась на не то чтобы неприятной, но несколько резкой ноте.

— Эйсбар, а вы уверены, что нужно было показывать эти кадры пожара с Ларой Рай? — спросила Ленни, когда они вышли из «Пегаса» после просмотра фильмы, которую Эйсбар представил на конкурс «Защиты Зимнего».

— Почему нет? — удивился он. — Кадры очень удачные.

— Удачные, — согласилась Ленни. — Но…

— Что «но»?

— Но, мне кажется, нехорошо после того, что случилось… — она не успела договорить. Он перебил ее.

— Послушайте, Ленни, — сказал он с холодной улыбкой, — и запомните: то, что случается в жизни, не должно иметь к делу никакого отношения. Иначе никакого дела не получится. Это первое. А второе — предоставьте мне самому решать, что хорошо, а что плохо. Ну а теперь не отправиться ли нам ужинать? Я голоден как черт. Говорят, тут неподалеку открыли неплохую рыбную ресторацию. Как вы насчет карасей в сметане?

Ленни была не против. Они разыскали ресторацию, которая оказалась так же хороша, как ее репутация. Караси не подкачали. Они пили легкое белое вино. Эйсбар болтал о пустяках и отпускал шуточки в адрес посетителей ресторана. Ленни хохотала, однако весь вечер ее не покидало ощущение, что он внутренне раздражен. Простились чуть холоднее обычного. Он извинился, что не сможет ее проводить — дела! — и посадил в таксомотор, поцеловав на прощание руку. Когда же она высунулась из окна авто, чтобы помахать ему рукой, то увидела лишь быстро удаляющуюся спину.

И вот теперь, лежа на своей кушеточке, Ленни с беспокойством задавала себе вопрос: «Уж не обиделся ли он на ее замечание о Ларе Рай? Уж не решил ли, что она пытается вмешиваться в его дела?»

Короткий стук в дверь отвлек ее от неприятных мыслей. Дверь распахнулась, и в комнату неспешно вплыла Лизхен. Сморщив точеный носик, Лизхен поддела кончиком остроносой домашней туфли шелковые чулки, которые валялись на ковре, провела пальцем по туалетному столику, проверяя, много ли пыли, сняла с раскрытой книги недопитую чашку чая и с отвращением посмотрела на коричневый круг, оставшийся на бумаге. Крикнула горничную.