Продавец басен

Олейник Тата

— Наторговано на три тысячи сто четыре золотых.

— За пять дней?

— Четыре! Мы же в первый день не ловили! И я все время отвлекаюсь.

— Это только твои счета прикрыть — и то еле-еле.

— Я еще панцири продавал, — сказал Акимыч — Но я продукты на всех покупал, и еще осталось… осталось… две золотых, семнадцать серебряных и гроши еще!

— Эх, инвалидная команда…

— Я могу пойти в ночную рыбалку! Ночью еще лучше некоторые рыбы клюют.

— Нет, на ночь, надеюсь, у тебя будут другие планы. Акимыч, ты, кстати, говорил, что на гитаре играть умеешь?.

— Так то в жизни! А тут у меня навыка музыканта нет.

— Пальцами

по струнам по-любому провести сможешь, надеюсь. Сейчас я кое-куда схожу. А вы двое можете слегка вздремнуть — возможно, ночью вам спать и не придется.

* * *

— В борделе, — спросил я? — Как так в борделе?

— А так! Я обошла полтора десятка мест, но сцену рассказчику с музыкальным сопровождением дали только в борделе и то бесплатно — только если чаевые. На выбор еще «Мокрая макака» — но там тебя и слушать никто не сможет: там уже все пьяные в стельку под столами лежат.

— В борделе же, наверное, сплошные игроки! Меня на смех поднимут!

— Во-первых, неписи там тоже бывают, они не святые. И девочки все почти неписи.

— Я не пойду — сказал я.

— Пойдешь, — сказала Ева. — Стыдно быть трусом.

— Я не трус! Я стесняюсь!

— Это одно и то же! Так, мелкий, держи гитару — купила самую дешевую, но нам без разницы.

— А я тоже иду в бордель? — спросил Акимыч.

— Скажи еще, что и ты стесняешься! Это — приличное заведение, очень скромное, Мантис — это вам не Шоан! Люди приходят знакомиться с девушками и немножко им потом платят.

Еву прервал визг и скрежетание — это Акимыч попытался извлечь из гитары аккорд.

— Говорил же! Это ж как с каллиграфией — навыка нет и все.

— А если использовать ее, например, как бубен? — не унималась Ева. — Там только с музыкой согласились.

Сиводушка взяла у Акимыча гитару, положила ее на колени и двумя руками начала наигрывать на ней, как на гуслях, какую-то симпатичную мелодию.

— Нет! — сказал я. — Только через мой труп! Ноги Сиви не будет ни в каком борделе!

В конце концов мы договорились так. Сиви мы наряжаем мужчиной и скрываем ее лицо маской под широкой шляпой. Ева и Акимыч идут с нами и обеспечивают нам моральную, а то и физическую поддержку. Лукась благонравно остается дома и будет молить Амалею помиловать наши порочные души. Гус идет не с нами и НЕ в «Мокрую макаку», нечего там проверять и смотреть не на что, а прямо на баркас — сторожить транспорт и быть ответственным сотрудником. А что случилось дальше с гномом и порочной королевой — я ему и так расскажу. В любом случае сказ о «Северных волках» я сегодня начну заново, а он все равно уже начало слышал.

Глава 11

Бордель назывался «Две веселые Луны» и располагался в квартале Свистунов. Сиви переместила отображение своего статуса по-мужски, на грудь, ее обрядили в мой выходной костюм, закатав рукава и засунув слишком длинные штанины в высокие ботинки, лицо закрыли шелковой черной маской с узорами, на брови была надвинута широкополая шляпа, но, по-моему, ничего мужского в этой изящной фигурке по-прежнему не было. С другой стороны, обилие всяческого женского в зале «Лун», безусловно, отвлекало от лисички внимание — некоторые девушки тут были одеты очень откровенно. Хотя, если подумать, на любом реальном пляже можно найти куда более раздетых и девушек, и бабушек, и дедушек — тут все зависит от обстановки. Почему-то при длинных юбках глубокое декольте смотрится ужасно вызывающе, и я понимаю, почему канкан ощущается

гораздо более неприличным танцем, чем стриптиз на шесте. Но, в принципе, если не смотреть наверх, где вдоль галереи тянулись то и дело открывающиеся двери отдельных номеров, то внизу было похоже на обычный ресторан, или, может быть, клуб — часть девушек сидели на диванах и болтали, некоторые располагались за столиками с гостями и все вели себя вполне чинно. Среди жриц любви были и игроки — с классами типа «гетера» или «суккуба», но я увидел и одну «морскую ведьму» — даже стало интересно, использует ли она свой навык превращения в гигантскую каракатицу во время… эээ, ну, сами понимаете.

— А если класс «гетера» дается — то непременно нужно этим заниматься? — спросил я Еву.

Та пожала плечами.

— Это лишь один из возможных путей развития. Но вообще «гетера», «сирена» и подобные типы классов очень хороши для взаимодействия с неписями, особенно при навыках дипломатии и тому подобных, в каждом клане они — основные сборщики информации и добытчики квестов. Знаешь, что открытие Сандара досталось инкубу?

— А Альтер Эго «рыцарь удачи», никакого инкубства — сказал Акимыч.

— Ты помешался на своем Альтере Эго, ты же не дочка императора, тебе-то что в него влюбляться?

На маленькой полукруглой сцене в углу пока пиликал на крошечной скрипочке игрок-музыкант с классом «скальд», мы ждали своей очереди в зале, скромно пили одну бутылку самого дешевого вина на четверых. Скрипач вывалился в реал прямо со сцены, похоже, у него сработал таймер, и распорядительница глазами и бровями показала, что нам пора браться за дело. Я принес Сиви стул, поставил его в угол подиума у себя за спиной, и, старясь, чтобы голос не очень хрипел и колени не очень дрожали, начал вещать в жестяную коробку, похожую на рупор, которую пододвинула к моему лицу Ева.

' В северной стране на краю мира правил один… ну, не царь, а типа царя. У него было эээ… пять детей, мальчики и девочки. И еще у него была жена с довольно противным характером…'

Когда я начинал путаться и сипеть, на выручку приходила Сиви, ее приятное негромкое бренчание заполняло паузы, я успевал сделать глоточек из пузырька с мятным маслом, умягчающим горло, и вспомнить, что там, черт побери, было дальше. Смотреть я смотрел только на Акимыча — тот бесконечно показывал мне большие пальцы и всячески изображал восторг от моей декламации — ну, кроме тех моментов, когда Акимыч отвлекался на проходящую мимо очередную барышню с такими смелыми разрезами на кринолине, что даже я на подиуме сбивался и начинал кашлять.

Чем позднее становилось, тем больше в зале появлялось народу, большой свет наверху приглушили, по столам разнесли канделябры, на дальних диванах, как мне казалось, иногда творилось нечто совсем не скромное и не благопристойное, я старательнее загораживал от Сиви это безобразие, а Северные волки продолжали штурмовать Белую крепость и грызться за старшинство.

По моим ощущениям, в зале всем было глубоко плевать на то, что я бубню, за столиками шли свои разговоры, раздавался смех, а порой и возмущенные крики, но то и дело приходящие оповещения, что мне капнула очередная единица одного из ораторских параметров, свидетельствовали, что слушатели у меня тут все-таки есть. Красноречие уже даже до 11 добралось, а вот артистизм порядком отставал. Но после того, как я стал выть некоторые драматические фразы голосом попротивнее и пофальшивее, иногда вскидывать руки, хмурить брови и даже возмущенно топать ногой, изображая самодура-короля — ожил и артистизм.