Продавец мечты. Книга первая
Шрифт:
— Слезьте со стола, молодой человек! Немедленно!
Я, не меняя позы, извлек из кармана две лакомых бумажки — билеты на «Золотой граммофон» — и положил ей на клавиатуру:
— Третий ряд, середина…
— Боже, Рафаэльчик! — всплеснула она руками. — Как тебе это удалось?
— Аллюсик, мое слово — железобетон! Если б ты была ко мне более благосклонна, я определил бы тебя в жюри «Граммофона»! Кстати, если тебе не с кем будет пойти — мою мобилу ты знаешь…
Я
— От тебя дождешься! — перешла на шепоток Алла, отгородив сей приватный разговор от прочих журналом «Семь дней» с отфотошопленной Ксенией Собчак на обложке. — Я уже слетала с тобой в ЮАР, съездила на Байкал и в аквапарке классно поплавала… Хотя бы разок в ресторане покормил, обещалкин! Кстати, спасибо за духи — умереть не встать!
Аллюсик жила с никудышным киношником — они любили друг друга гражданским браком, — мечтала о нормальной семье, детях и мужчине-могиканине с обветренным лицом, но вокруг роились только такие алконавты-авантюрюги, как я, да и то лишь тогда, когда им что-нибудь от нее было надо. Случалось, правда, к ней приставал в сильном подпитии и непосредственный шеф — впрочем, он, как порядочный человек, ограничивался kissing и petting.
Рафаэль:
— Не за что, my love! Я исправлюсь — клянусь мамой Миронова! Кстати, ты сегодня просто ошеломиссимо!.. У себя?
Алла:
— Да. Ждет тебя, два раза спрашивал.
Рафаэль:
— Как он?
Алла:
— Рвет и мечет. Доложить?..
Могущественный Миронов позвонил мне еще до встречи с Хабаровым и потребовал в грубой, я бы даже сказал, извращенной форме, чтобы я «бросил все к чертям» и немедленно приезжал. Я не решился по телефону выяснять причину и лишь «сделал под козырек»…
Алла сообщила по переговорному устройству о моем прибытии. Почти сразу из кабинета директора 16-го канала выскочила какая-то потная бегемотиха, а за ней последовал взбешенный, весь на пальцах, Дмитрий Нагиев, покрытый толстой коркой дорогостоящего загара. Он вежливо прикрыл внутреннюю дверь, но внешней поспешил публично бабахнуть…
— У меня три беды, — констатировал мне весь на нервах г. Миронов вместо приветствия и рукопожатия. — Сын-наркоман, гиподинамия и ты… Я НЕ РАЗРЕШАЛ ТЕБЕ САДИТЬСЯ!
Его острые свиные глазки впились мне в лицо лазерными прицелами, а из-за его спины меня отсканировал проницательным взглядом президент страны с красочного политического плаката:
Не раздумывайте долго! Я вскочил с кресла, на котором только что примостился, и осведомился с непрошибаемым хладнокровием, сопроводив слова непорочным
— Что-то случилось, Сергей Львович?
В отличие от приемной, в этом огромном, как павильон «Мосфильма», кабинетище, казалось, можно разместить декорации для съемок целого блокбастера. Сказанное здесь слово звонко скакало по стенам и потолку с лепниной, размножалось эхом, преломлялось в чужие загробные голоса и долго еще блуждало по закоулкам, прежде чем сгинуть в катакомбах прошлого. Вот для чего понадобились двойные двери на входе…
— Сам не догадываешься? А я ведь тебя предупреждал, Белозёров!
Миронов положил на стол руку, в которой оказался странный короткоствольный пистолет, направленный мне в грудь. Отлично! Второй раз за сегодняшний день мне угрожают смертушкой! Эх, несладка доля московского бизнесмена! Интересно, какой из моих бесчисленных грешков попался на глаза этому беспредельщику эфирных пространств?
— Вы меня, Сергей Львович, на гоп-стоп не берите! Я перед вами чист, как слеза «Абсолюта»!.. Это газовый?
Его смутили моя невозмутимость и мое нахальство.
Миронов:
— Это, между прочим, «Носорог», боевой бесшумный пистолет спецподразделений!
Мимические складки его лица ожесточились, на лбу и щеках выступили красные пятна. Президент России, казалось, тоже презрительно хмурился в мою ущербную сторону.
— Спецподразделений? — усомнился я. — Что-то не похож!
Остерегайтесь подделок, опасных для Вашего здоровья!
В этот момент в кабинет заглянул Павел Лунгин:
— Сережа, я, конечно, все понимаю…
Он заметил оружие в руке хозяина обстановки и попятился назад:
— Tout est bon! Все хорошо! Я в другой раз зайду…
Сергей Львович дождался, пока тот прикроет за собой дверь.
— Француз хренов, лягушатник! Привык за чужой счет себе славу ковать!.. Да ты садись, Рафаэль, чего встал, как Пушкин на Тверской!
Он убрал пистолет в ящик стола.
Я осторожно присел на краешек кресла. Если по честноку, обтрухался я прилично, поэтому поспешил спрятать руки в коленях.
— Если ты сейчас сам во всем мне чистосердечно признаешься, я, пожалуй, не буду размазывать твои яйца по стенке, — смягчился мой фюрер, однако все еще оставался суровым и жаждущим возмездия. — И, может быть, прощу на первый раз. Я сказал, МОЖЕТ БЫТЬ! А если не хочешь говорить — ЗАСТАВИМ!
Мастер-профессионал поможет Вам в этом!
«На Берию не тянешь, полномочий малек не хватает», — усмехнулся я про себя.