Продажная шкура
Шрифт:
Я поднялся — пришлось опереться на посох, чтобы не упасть, — и поковылял прочь быстро, как мог. На ходу я считал простые числа, начиная с единицы, и вкладывал в это занятие столько напряжения, сколько требуется обычно для заклинания.
— Раз, — пробормотал я сквозь стиснутые зубы. — Два. Три. Пять. Семь. Одиннадцать. Тринадцать…
Шатаясь, я брел сквозь ночь, в буквальном смысле слова боясь даже думать о том, что, возможно, следует за мной по пятам.
Глава пятая
Досчитав до двух тысяч
Жизнь у молодых оборотней поменялась после того, как Билли окончил университет и начал неплохо зарабатывать на должности инженера, но с маленькой квартирки, в которой жили в университетские годы, они не съехали. Джорджия продолжала учебу — она изучала психологию или что-то в этом роде. Они откладывали деньги на собственный дом. Что для меня было и к лучшему. Пешком в пригород я бы не дошел.
Дверь мне открыла Джорджия. Джорджия — высокая, стройная, гибкая, в футболке и длинных свободных шортах она кажется не столько хорошенькой, сколько симпатичной.
— Господи! — выдохнула она при виде меня. — Гарри.
— Привет, Джорджия, — произнес я. — Две тысячи двести… э… сорок три. Мне нужна тихая темная комната.
Она изумленно уставилась на меня.
— Что?
— Две тысячи двести пятьдесят один, — серьезно ответил я. — И пошли сигнал братьям-волкам. Они потребуются здесь. Две тысячи двести… э… шестьдесят… семь.
Она отступила от двери, пропуская меня в прихожую.
— Гарри, о чем это ты?
Я вошел.
— Две тысячи двести шестьдесят… неделится на три… шестьдесят девять. Мне нужна темная комната. Тихая. Защищенная.
— За тобой гонятся? — спросила Джорджия.
Не помогла даже математика: стоило Джорджии задать вопрос, а моему мозгу ответить на него, как образ этой штуки вторгся в мое сознание, я рухнул на колени и упал бы ничком, если бы Билли не успел подхватить меня. Роста Билли невысокого, футов пять с полтиной, но сложен как борец-профессионал и движется с легкостью и точностью хищного зверя.
— Темная комната, — прохрипел я. — И вызывайте стаю.
— Билли, быстро, — произнесла Джорджия негромко, но решительно. Она закрыла дверь и заперла ее, потом заложила здоровенным деревянным брусом, явно не входившим в стандартное оснащение. — Неси его в комнату. Я обзвоню наших.
— Ясно, — кивнул Билли. Он поднял меня, как ребенка, почти не крякнув. По коридору отнес меня в темную спальню, уложил на кровать и закрыл окно изнутри тяжелой стальной створкой. Последнюю тоже явно установили здесь они сами.
— Тебе нужно еще чего-нибудь, Гарри? — спросил он.
— Темноты. Тишины. Потом объясню.
— Хорошо, — вздохнул он, положив руку мне на плечо. Потом вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Я остался в темноте наедине со своими мыслями — что и требовалось.
— Поехали, Гарри, — буркнул я себе под нос. — Привыкаем к мысли.
И подумал о той штуке, которую видел.
Ощущение было из сильных. Но, очнувшись, я проделал это еще раз. И еще раз. И еще.
Верно, я
Я воскресил в памяти и эти воспоминания — такие же острые и отчетливые, как давивший на меня ужас. Я виделхороших людей, заходившихся безумным визгом от прикосновения черной магии. Я виделистинную натуру мужчин и женщин, хороших и плохих. Видел, как люди убивают и погибают. ВиделКоролев фэйре, готовившихся к сражению, собиравших всю свою чудовищную силу…
И будь я проклят, если отступлю перед еще одной жуткой тварью, которая до сих пор не проявила себя ничем — только сигала с крыши на крышу.
— Ну давай, сволочь! — рявкнул я воспоминанию. — По сравнению с теми, остальными, ты — так, неудачная картинка.
И бил с размаху в это воспоминание, снова и снова, заполняя мысли всеми жуткими и прекрасными вещами, какие виделза свою жизнь — и, делая это, заставлял себя сосредоточиться на том, как охренительно круто я со всем этим разбирался. Я вспоминал всех тех тварей, с которыми бился и которых победил. Я вспоминал все цитадели кошмара и ужаса, которые взял штурмом, все темные врата, которые разнес в щепки. Я вспоминал лица пленников, которых освободил, и похороны тех, кого не успел спасти. Я вспомнил их голоса и смех, счастье тех, кто воссоединился с близкими, и слезы утрат.
В мире хватает зла. От этого никуда не деться. Но это не значит, что со злом ничего нельзя поделать. Ведь не откажешься ты от жизни только потому, что в ней есть страшное, или потому, что порой тебе бывает больно.
Воспоминание об этой жуткой штуке причиняло адскую боль, но уж к чему-чему, а к боли я привык давно. Я жил с ней прежде, и буду жить с ней еще не раз. И сама эта штука не первая из всех, какие я видел, и наверняка не последняя.
Я не собирался ложиться и помирать просто так.
Идеально отчетливые воспоминания глушили меня словно кувалдой по голове до тех пор, пока я не провалился в черноту.
Когда я снова пришел в себя, я сидел на кровати в позе лотоса. Руки мои покоились на коленях. Дышал я медленно и ровно, глубоко. Спина распрямилась. Голова болела, но не до тошноты.
Я огляделся по сторонам. В комнате царила темнота, но я пробыл здесь достаточно, чтобы глазу хватало света, пробивавшегося из-под двери. Я разглядел свое отражение в зеркале на двери гардероба. Вид у меня сделался спокойный, расслабленный. Я снял плащ и остался в черной футболке с надписью «ПЕРЕ-ФЕКЦИОНИСТ»; маленькие белые буквы читались в зеркале задом наперед. Из ноздрей стекали, подсыхая на верхней губе, две тоненькие темные струйки крови. Во рту тоже ощущался медный привкус — возможно, от прикушенного еще там, на улице, языка.