Продолжай стонать
Шрифт:
– А Юля? – Никита недоверчиво приподнял левую бровь. – Раз Лена твоим словам не верит, заставь помощницу рассказать, как все было.
– Эта сказочница... Она такого может нагородить.
При воспоминании о Юле я крепко сжал челюсть. Вряд ли Лаевский узнал бы от меня какие-то новые маты, но дебилов в нашей с Юлькой истории было двое. Если ругать, то обоих.
– Давай я с ней поговорю. Запоет как соловей, вот увидишь.
– Как кукушка она запоет. О том, сколько мне осталось. Или о том, что у нас с ней было раньше, -
– Твою дивизию... – Никита с тяжелым вздохом закрыл глаза. – Басманский, ты всех любовниц на работу к себе пристраиваешь?
– Во-первых, она давно бывшая, и сейчас счастливо замужем. А во-вторых, таких спецов на всю Москву от силы человек пять.
Чувствовать себя идиотом было уже не впервой. Ощущения неприятные, но, кажется, я начинал привыкать.
– Меценат хренов! – выругался Лаевский. – И ведь то, что все в Москве случилось, тоже плохо. Здесь я бы тебе хоть направление на анализ в Центр экспертиз сделал, а там... – Никита лишь развел руками.
– Смеешься! Не хватало еще финнам узнать, что я после попойки с ними кровь сдаю.
Галстук хоть и висел на шее свободно, а все равно душил, словно петля. Всего одна ночь, которую я до сих пор не вспомнил, сумела перевернуть жизнь с ног на голову.
Будто в альтернативную реальность попал. И ведь жил себе до этого как нормальный человек. Дом – работа. Работа – дом. Деньги зарабатывал. Детей растил. И одна голая задница поставила над всем этим вопросительный знак.
Судьба все же была стервой. Расчетливой, как большинство знакомых мне баб. И чертовски коварной.
– Так что, великий комбинатор, дальше делать планируешь? – спросил Никита уже без всякого энтузиазма.
– Следовать плану, - в тон ему сухо ответил я.
– А в плане что, таинственный ты мой?
– В плане...
Будто почувствовав, что пора, я снова глянул на часы. Проследил, как большая стрелка завершает оборот. И услышал звонок своего телефона. Опять вовремя. Почти минута в минуту.
Лаевский с вытянувшимся лицом посмотрел на мой мобильный, на фото жены, которое светилось на экране, и передернул шеей.
– Слушаю, любимая, - я не стал заставлять Лену ждать и ответил на звонок.
Дальше все было настолько предсказуемо, что сердце пустилось в галоп от радости.
Лена рычала. Лаевский хмурился. Я кайфовал. И лишь редко, в короткие паузы позволял себе быстрые реплики:
«Только что доставили? Замечательно».
«Да, платье и туфли твоего размера. Я уточнял».
«Не мог не позаботиться».
«Не нравятся? Могу попросить, чтобы прислали другого фасона».
«Да, надеть придется».
«Да, это часть условия».
«Признаю, скотина».
«И сволочь».
«И животное».
«Тебе легче, родная?»
«Не собираешься наряжаться? Я не против. Не будем тратить зря время. Голая - значит голая».
«Еще и сукин сын?»
«Нет, ничего. За маму немного
«Тогда до завтра. Да, время как написано на приглашении».
«О няне не беспокойся. Она уже получила аванс со сверхурочными и ночными».
«Нет, не возражала».
«Да, расчетливое чудовище».
«И я тебя очень люблю».
«И детей! Им, кстати, передай, что папа вечером заедет».
«Как объяснить? Ты меня в эту командировку отправила, тебе и выкручиваться. Прости».
«Гад, да».
«Про скотину было. Повторяешься, сладкая».
«Тоже очень жду встречи».
«Скучаю безумно».
«Муж!»
5.3
Волноваться перед встречей с собственной женой наверное было верхом идиотизма. За три года я изучил все ее эмоции. Как родинки на спине знал любимые фразы. Мог играть в Нострадамуса, предугадывая ответы.
Но жизненный опыт занудно шептал: «Женщина – это пуля со смещенным центром тяжести. Можно определить ее калибр, высчитать траекторию полета, и все равно оказаться с дырой в голове».
Опыту не хотелось верить. Горький он был как редька. Но я все же прислушивался. После разговора в кабинете Лаевского смотался к нему домой переодеться и побриться. Словно долбанный Санта, явился к детям с подарками. И даже не стал рушить очередную бредовую теорию жены о командировке.
Чувствовал себя акробатом на натянутом тросе. Играл с дочкой. Жадно слушал рассказы моих соскучившихся мальчишек. А спиной ощущал взгляд. Внимательный, серьезный, опасный, будто Лена смотрела на меня сквозь прицел снайперской винтовки.
После такого вечера в узком семейном кругу я даже ужинать у Никиты не стал. За секунду вырубился на гостевом диване. И как шахтер после суточной смены храпел беспробудно всю ночь. До будильника.
Не женщина, а ходячее испытание. Сладкое, красивое. Одуреть можно было от невозможности прикоснуться. И чокнуться от ожидания встречи.
В общем, не знаю, как я не сдох. Весь следующий день кусок в горло не лез. Вода не пилась. От кофе воротило. Собственные часы на руках казались неподъемно тяжелыми. А когда настал час «икс», еще и дышать стало хреново.
Как зеленый пацан стоял во дворе новенького жилого комплекса. Высоченного, со стеклянным куполом наверху. Сминал пальцами металлический браслет часов. Проклинал себя. И ждал.
Самое дебильное занятие на свете.
Самое гадкое и выматывающее.
В миллион раз было проще поехать сейчас домой, усадить свою королевну в машину и, помяв немного сладкий зад, привезти сюда лично. Так как и планировал изначально.
Правильно это было!
Надежно!
Моя жена на моем сиденье. Упругой попкой поближе к хозяину. Чтобы ни сбежать не могла, ни одуматься. Чтобы в месте со мной шизела от того, что нам предстоит, кусала свои сладкие губы и, как пугливая гимназистка, скромно терла коленом о колено.