Продюсер козьей морды

Донцова Дарья

– Идиот! – Брин пнула меня острым каблуком. – Засунь свои комплименты поглубже в задницу! Мы договаривались на мой пиар! Почему медведь достался «Зонгу», а? Отвечай! Это у меня должны сейчас брать интервью, а не у воющих идиотов! Чья была идея позвать этих из цирка, а? Ты вообще кто такой! Говори!

– Иван Павлович Подушкин, секретарь общества «Милосердие», – машинально представился я и прикусил язык.

Ну и дурака я свалял. Слабым оправданием мне служит лишь то, что я совершенно не переношу крик, в особенности женский. Если дама

начинает с воплями наскакивать на меня, то я практически лишаюсь ума. Сейчас Алина Брин решит, что продюсер Морелли издевается над ней, и устроит фейерверк, надо спешно исправить положение. Я разинул рот и хотел сказать: «Надеюсь, вы правильно меня поняли? Морелли ждет на своей вечеринке Иван Павлович Подушкин. Мы очень торопимся», но не успел.

Глава 23

Лицо Брин стало землистым, сохранить нежно-розовый оттенок кожи не помог даже мощный слой тонального крема и румян. Глаза Алины изменили цвет, губы посерели. Дрожащими руками она расстегнула сумочку, вытащила портмоне и сунула его мне.

– Держи!

– Зачем мне ваш кошелек? – изумился я.

– Понятно, – еле слышно пробормотала Брин, – хорошо, вот, минуту… Кольцо! Хочешь? Поверь, оно очень дорогое, это подарок мужа, он знает толк в украшениях. Сейчас сниму, черт, застряло! Надо в туалет зайти, с мылом живо соскочит.

Я уставился на явно помешавшуюся Алину. Что случилось? Дама больна? Она подвержена психическим припадкам? Сначала злится, орет, потом в секунду меняется в лице и хочет подарить мне шикарный перстень. Может, у Брин маниакально-депрессивный психоз и на моих глазах одна стадия болезни сменила другую?

– Как вы меня нашли? – шептала Алина, продолжая вертеть кольцо на пальце. – Мы договоримся, умоляю, прошу, никому ни слова!

– Успокойтесь, – я попытался привести певицу в чувство, – если вы так расстроились из-за медведя, то, право, не стоит. Тихон попал на сцену случайно.

Брин подняла голову и замерла. Я, обрадованный тем, что она начала приходить в себя, продолжил:

– Дрессировщик Константин напился и упустил животное. Тихон выступает в цирке, у него сработал рефлекс: раз его привели за кулисы, надо топать на сцену, и он пошел искать подмостки. Действо заранее не задумывалось, все произошло стихийно. Понимаете?

Алина кивнула, я воспрянул духом и решил закрепить успех.

– Вы же не одна пришли?

Брин помотала головой.

– Давайте поищем ваших сопровождающих, – предложил я. – Дочка с вами? Милая девочка! Красавица! Очень на вас похожа!

Певица вздрогнула и вновь побледнела. Я сообразил, что сморозил глупость: Мила ведь ее приемная дочь, не следовало говорить об их сходстве, сейчас у певицы опять начнется истерика. Пришлось бесцеремонно схватить Алину за руку, ее ладонь на ощупь напоминала дохлую рыбу, такая была холодная и влажная.

– Дорогая Алиночка, – засюсюкал я, бросая взгляды по сторонам, – я готов абсолютно бесплатно предоставить вам акробатов на следующее

выступление. Впрочем, хотите Тихона? Мне не жаль, пусть медведь спляшет, ему, дураку, кривляться в радость!

Алина затряслась, а я окончательно сдрейфил. Ну и ну, Брин совершенно точно нездорова, где ее администратор, пресс-секретарь, или как там называется должность Михаила Горчакова? Почему он не следит за своей невменяемой хозяйкой? Терпение, надо продолжать разговор с милой улыбкой, следует «уболтать» Брин.

– Впрочем, медведь – это уже неактуально, – трещал я, – он уже засветился у «Зонга». Вот… э… бегемот! Отличная идея! Давайте я раздобуду для вас это животное! Бегемоты никогда не работали с артистами на эстраде!

Продолжая нести неимоверную чушь, я надеялся, что в кулисе появится хоть один человек, но, как назло, вокруг не было ни души.

– Бегемот, – несло меня, – как вы относитесь к бегемотам? Несмотря на свои размеры, они очень милые. Это как люди! Иногда огромного человека зовут бегемотом, и думают: вот толстокожее чудище, а на самом деле внутри он тонкий, нежный, трепетный. У меня в свое время был приятель, его дразнили бегемотом, но, представьте, Андрей сочинял пронзительные стихи!..

– Нет, – прошептала Алина, – да! Отдам! Только не мучайте меня! Все! Хорошо! Нет! Да!

– Мама, – завизжал противный голосок, – сколько можно тебя ждать? Ты обещала в магазин со мной съездить!

Я не сдержал вздоха облегчения, слава богу, явилась Мила, избалованная доченька эстрадной дивы.

– Ваша девочка сюда идет, – радостно возвестил я, – думаю, она вам поможет. А по поводу бегемота мы непременно побеседуем позднее.

– Нет, она здесь ни при чем, ей мало лет, она… нет… она, – почти в обмороке лепетала Брин, и тут в другом конце коридора появился Мара.

– Володя! – заорал он. – Ну ваще! Рули сюда! Там журналисты хотят всех снять! Эй, Вовка!

– Володя? – вдруг оживилась Брин. – Как тебя зовут? Скажи немедленно? Ну?

Я открыл было рот, и тут Мара воскликнул:

– Владимир. Он наш продюсер. Если вы по поводу выступлений, то это к нему. Владимир Задуйхвост. Легко запомнить.

В ту же секунду мне в руки будто иглы вонзились, от боли я взвизгнул.

– Подонок, – тихо сказала Алина, – ты еще пожалеешь! Запомни: меня шантажировать нельзя. Подушкин он! Ишь! Ну погоди! Лучше дуй сейчас на вокзал и садись в первый поезд! Иначе головы лишишься! Я не шучу! Мразь!

– Мама, – капризно загундосила Мила, – ну мама-а! Скока можно ждать!

– Бегу, солнышко, – нежно протянула Алина, сильно пихнула меня в грудь, вырвала из пальцев свое портмоне и пошла к дочери.

– Вау! – заморгал Мара. – Глянь, у тебя на ладони кровь!

– У Брин когти как у кошки, – поморщился я, – больно-то как! Надо срочно найти йод, думаю, царапины будут зарастать долго.

– Ну и дура! – покачал головой Мара. – Че она, офигела? Ладно, рванули скорей, нас снять хотят.