Проект "Эволюция - 2"
Шрифт:
Он первым заметил меня и подлетел с такой быстротой, будто боялся, что я успею провалиться сквозь землю.
– Здравствуй, дорогой большевистский коллега!
– выпалил он на родном языке так, что все, кто оказался в тот момент в холле гостиницы, замерли и изумленно посмотрели в нашу сторону.
Крепко пожав мне руку, он отошел на шаг, оглядел меня с головы до ног и потрогал лацкан моего пиджака.
– О! Костюм солидного человека, умеющего произвести впечатление. Галстук… туфли… Все с большим вкусом.
– Он подмигнул мне и громко расхохотался.
– Ты еще совсем молод, но, вижу, рано пошел в гору… Это самое верное начало. В гору надо идти
Он снова расхохотался, а когда успокоился, спросил меня о моих успехах. Я раскрыл было рот, но он не дал мне сказать и слова.
– Я читал, читал. Очень хорошо для начала!
– быстро проговорил он и, увидев, что я не понял его, назвал две статьи, написанные мною в соавторстве с моим учителем.
Я, конечно, был польщен и в ответ рискнул высказать свое мнение о его работах, о всех работах профессора Гизе, которые довелось прочесть. Он слушал меня очень внимательно, кивал, но вдруг стал загадочно улыбаться… Я говорил одно, но думал о другом, меня волновал его странный взгляд… Наконец он поднял руку, вежливым жестом останавливая мой панегирик.
– Вы нравитесь мне, синьор Булаев, - сказал он с неожиданной серьезностью, перейдя вдруг на «вы».
– Я завистлив и не люблю никаких мнений. Но вы мне нравитесь. Многие люди честны, но мне не нравится самолюбивая, заносчивая честность. Я - за простую честность… Я вижу ее в вас… Простите меня за идиотский вопрос: вы случайно не агент ЧК?
– Он так и произнес эти две буквы, аккуратно, с расстановкой, с мягким итальянским «ч».
Я опешил.
Он улыбнулся и махнул рукой:
– Не берите себе в голову… эту мою выходку… Вы уедете домой, в свою Россию… канете в свою тайгу, и никто не узнает о том, что я вам скажу… если только вы не агент ЧК… Мне, честно говоря, опротивела Европа: в ней слишком тесно, слишком людно, чтобы даже говорить на ухо и не бояться… Я рос в бесхитростной семье, а теперь мне слишком многое приходится скрывать… Я порядком устал.
Он подвинулся ко мне и зашептал, стараясь не жестикулировать:
– Я предупреждаю вас, коллега, не читайте больше мои статьи… Не приведи господи, собьют они вас с пути праведного… я бы и перекрестился сейчас, но боюсь - поздно… Все эти статейки… хм… как бы это лучше сказать?.. Камуфляж… маскарад…
Он прикрыл лицо руками, изображая карнавальную маску.
Я смотрел на него с недоумением, и он грустно вздохнул.
– Вы не бывали в Шотландии? Я покачал головой.
– Появится возможность, обязательно посетите эти прекрасные ландшафты. Особенно - озеро Лох-Несс. Запомните: Лох-Несс.
Он замолчал и долго смотрел мне в глаза, словно призывая догадаться о чем-то…
Желая поскорее отделаться от роли ничего не понимающего собеседника, я улыбнулся - вероятно, весьма принужденно - и сказал:
– Вы говорите загадками, синьор Гизе, но, я надеюсь, вы не намекаете мне на то, что вот-вот бросите микробиологию и станете агентом итальянской разведки в Шотландии. Странно было бы встретить вас в клетчатой юбочке.
Гизе
– Нет, - ответил он, - этого не случится. Я люблю свою науку. Скажу вам по секрету, передо мной открываются колоссальные перспективы. Мне дают такие огромные средства и штат, как если бы я не с пробирками возился, а строил «Титаник». Меня приглашают в Берлин и предлагают лабораторию, где все будут меня слушаться беспрекословно.
Весть эта меня не обрадовала, я хотел было смолчать из такта, но Гизе так располагал к откровенному разговору, что я не сдержался:
– Вы хорошо представляете себе, на кого вам придется работать?
Он долго пристально смотрел мне в глаза, словно пытаясь найти в них осуждение… или презрение.
– У вас, красных, с пеленок на уме одна политика, - сказал он беззлобно.
– Меня же тошнит от первых страниц газет… Вот так-то, синьор коллега. Между прочим, законы наследственности, теория относительности… и всемирное тяготение тоже - все они и при капитализме, и при вашем архизамечательном социализме остаются таковыми, какие они есть.
Во мне вскипела обида, и я добавил, плохо скрывая сарказм:
– И при фашизме тоже?..
Гизе помолчал, но обиды в его глазах я не заметил. Он лишь снисходительно улыбнулся и кивнул:
– И при фашизме. Тоже… К тому же не забывайте, что у меня дома правит лучший друг немецкого ефрейтора… Я выбрал из двух зол то, на котором можно больше заработать. Я имею в виду знание, а отнюдь не деньги, коллега.
Я немного растерялся и не нашел ничего лучшего, как привести еще один довод, не самый сильный из тех, какие можно было бы найти:
– Я с трудом представляю себе, что нацистам нужна какая-нибудь иная микробиология, кроме военной… Как насчет выведения смертоносных бацилл, синьор Гизе?.. Гипотетическому агенту ЧК хотелось бы узнать поподробнее…
– Они тоже не дураки, - усмехнулся Гизе.
– Не те, которые пришли к так называемой власти, а те, которые реально управляли и будут управлять страной… Выпусти чуму, и ее вернет ветер. А кто сеет ветер, пожнет бурю. От чумы немцы умирают так же запросто, как русские, итальянцы и все прочие… двуногие… Повторяю, коллега, я не политик, и перспектива наконец поработать в свое удовольствие меня вполне устраивает… Судить же станем по плодам… Впрочем, что вам цитировать: Евангелие вы тоже не уважаете.
Третья, и последняя, наша встреча состоялась четыре с полови-
ной года спустя, тоже в Европе. Это был Париж, начало февраля тридцать девятого года.
В один из вечеров ко мне в номер постучал мальчик-посыльный и передал мне небольшой, хорошо запечатанный конверт. Вскрыв его, я обнаружил в нем две рождественские открытки, исписанные беглым угловатым почерком.
«Синьор Булаев! Простите меня, ради бога, за то, что доставляю Вам беспокойство. Но Вы - тот самый человек, который волею небес избран моим душеприказчиком. Молю Вас, не откажите! Я долго думал, прежде чем решиться на это, понимая, что в наше мрачное время уже одним дальним знакомством с Вами рискую навести на Вашу судьбу темную несмываемую тень.
Я молю Вас завтра в пять пополудни быть в кафе «Все цветы». Как войдете, садитесь справа за ближайший к выходу столик, причем - лицом к двери. (За этот столик редко кто садится, но будет все же лучше, если Вы явитесь загодя.) Надолго я Вас не задержу. Ради всего святого, когда увидите меня, сделайте вид, что мы не знакомы и Вы меня не замечаете. Храни Вас Мадонна! Искренне Ваш Г.».