Проект «Украина». Крым в годы смуты (1917–1921 гг.)

Зарубин Вячеслав Георгиевич

Чтобы хоть как-то уменьшить озлобление населения растущей дороговизной, разрешается продажа продуктов из армейских лавок. Цены здесь были и ниже рыночных, однако сказывался недостаток запасов⁵³⁷.

Закономерно растет смертность, распространяются эпидемии: в 1919 году холера, инфлюэнца, тиф, в 1920-м – то же самое плюс случаи чумы.

В уездных земствах царила разруха.

Все попытки рабочих, крестьян, служащих хоть как-то улучшить свое положение караются беспощадно. Жесточайший авторитарный режим, действовавший подобными методами, был, по нашему мнению, обречен – отсутствовала какая-либо полноценная идейная, политическая и экономическая программа, помимо абстрактной «великой, единой и неделимой». Он не имел массовой опоры и существовал исключительно приказами, насилием, арестами и казнями.

И никакая иностранная помощь спасти его не могла. Добровольческий «строй» потерпел вполне заслуженное поражение. 17 марта 1920 года Деникин переносит Ставку в Крым. Остаются считаные дни до его ухода с политической сцены. Его преемник, П. Н. Врангель, сделает выводы из катастрофы «деникинщины». И у него будет программа.

Глава VIII

Слащов и другие

Ситуацию на фронте в начале 1920 года можно охарактеризовать в нескольких словах: отступление всех белых армий, порой переходящее в бегство. Правда, 3-й (Крымский) корпус Я. А. Слащова, отбив наскоки красной бригады 46-й стрелковой дивизии в декабре, а потом, имея не более пяти тысяч,

13-й армии в январе – марте, сумел зацепиться за Перекопом, удержав Крым – последний бастион белого движения. Но это был единичный успех.

Как в армии, так и в тылу преобладало подавленное, если не паническое, настроение. Разваливался фронт; тревожно было – и за собственную жизнь, и – для меньшинства – за судьбы страны; неудовольствие вызывали Главнокомандующий ВСЮР А. И. Деникин и его действия. Армия была травмирована неудачами, искала «козла отпущения» в Деникине и его окружении. И, как водится, искала замену, спасителя. Вариант спасения, который к весне 1920-го стал просматриваться все яснее, да и подбрасывался из-за рубежа, – переговоры с Москвой. Но Деникин совершенно лишен гибкости. Он не намерен сдавать ни одну из своих позиций, считая это твердостью. Он чужд поискам и компромиссам.

А что же Южнорусское правительство? Оно совершенно бессильно, хотя и пытается что-то сделать. В февральской его декларации мы находим пункты о восстановлении русской государственности посредством Учредительного собрания и с опорой, главным образом, на «трудящихся крестьян, казаков и рабочих» (а политика Деникина? – Авт.), передаче земли тем, в чьих руках больше нормы (какой? – Авт.), страховании рабочих и льготах кооперативам⁵³⁸. Но все остается на бумаге: Деникину не до того. Главнокомандующий «свое» правительство игнорирует. Взоры все чаще и чаще останавливаются на фигуре бывшего командующего Кавказской и Добровольческой армии генерал-лейтенанте П. Н. Врангеле и его неизменном спутнике, генерале от кавалерии, бывшем нач-штаба П. Н. Шатилове.

Врангель в это время в Новороссийске. После провалов в Донбассе он не у дел. Н. Н. Шиллинг предлагает ему должность своего помощника по военной части. А генерал-лейтенант А. С. Лукомский, влиятельный английский советник генерал Хольман во время бездарных действий Шиллинга, приведших к сдаче красным Одессы, приходят к выводу, что человеком, способным остановить продвижение красных в Крым, может быть только Врангель. Однако у Главнокомандующего, чувствующего во Врангеле сильного соперника, иное мнение. Между ними и старые счеты. Места в Крыму барону не находится.

Честолюбивый Врангель взбешен. «…Сознавая, что мною воспользоваться не хотят и дела для меня ни в армии, ни в тылу не находится, не желая оставаться связанным службой и тяготясь той сетью лжи, которая беспрестанно плелась вокруг меня, я решил оставить армию»⁵³⁹, – вспоминал он. Отставка принимается. Врангелю разрешено выехать в Крым, где у него дача. Отправив семью в Константинополь, Врангель 31 января прибывает на Севастопольский рейд. О даче он, однако, не вспоминал, предпочитая проживать на пароходе «Александр Михайлович», том самом, на котором приплыл, то есть держаться поближе к событиям. Интерес к опальному полководцу, да еще тесно связанному с Крымом, велик. Он становится очередным «возмутителем спокойствия» в Крыму.

А Крым напоминает большой цыганский табор. Здесь – буржуа, служащие, интеллигенция, люмпены и всякого рода темные личности со всей России. Сюда принесло даже судно из Владивостока с банковскими служащими. Здесь собрались известные русские писатели и поэты: А. Т. Аверченко,

В. В. Вересаев, М. А. Волошин, О. Э. Мандельштам, С. Н. Сергеев-Ценский, И. Д. Сургучев, К. А. Тренев, Е. Н. Чириков И. С. Шмелев, И. Г. Эренбург и многие другие. Здесь лучшие русские журналисты, актеры и киноактеры. Здесь очень много духовных лиц. Здесь всевозможные тыловые части. Здесь, наконец, масса дезертиров, а также раненых и выздоравливающих. «В Крыму скопилось огромное количество разрозненных тыловых войск, части управлений, громадное число беженцев. Запуганные, затерянные, потерявшие связь со своими частями и управлениями, не знающие, кого слушаться, они вносили собой хаотический беспорядок»⁵⁴⁰. И все хотели одного – есть и иметь хоть что-то. «…Крым был наводнен шайками голодных людей, которые жили на средства населения и грабили его. Учета не было никакого, паника была полная. Каждый мечтал только о том, чтобы побольше награбить и сесть на судно или раствориться среди незнакомого населения»⁵⁴¹.

Комендант Севастопольской крепости и начальник гарнизона Севастополя генерал-майор В. Ф. Субботин и Таврический губернатор Н. А. Татищев справиться с этим человеческим половодьем не могли никак. Базовые инстинкты множества людей оказались сильнее, чему в немалой степени способствовала разрешенная 23 декабря свободная продажа спиртного. Наверху оказывались, понятно, самые отъявленные и оборотистые. «Идет гражданская война, полная ужасов и крови. Страна разорена – нет земледельческих орудий, одежды, лекарств, нет азбуки для детей. Промышленность и транспорт погибли. Доедаются последние крохи бывших богатств.

Мы в агонии, умираем.

А здесь всевозможные шакалы всевозможных пород рвут последние отрепья с разграбленной, обезнищенной России: спешат вывезти за границу последнее сырье, хлеб, табак и вино, ничего не давая в обмен народу, кроме никому не нужных бумажек», – сокрушался журналист⁵⁴².

К растаскиванию немногого оставшегося приложили в 1920 году руку не только мелкого пошиба «предприниматели», но и сливки тогдашнего крымского общества – от генерал-майора В. З. Май-Маевского и генерал-лейтенанта В. Л. Покровского до, как ни печально, будущего главы правительства

А. В. Кривошеина. У многих офицеров и солдат, прошедших на фронте все круги ада, эта вакханалия не вызывала ничего, кроме озлобления.

Хоть немного смягчить ситуацию могла, как ее тогда называли, «разгрузка» Крыма. Организованная эвакуация началась к середине января. Ответственным за ее проведение был назначен помощник П. Н. Врангеля по гражданской части во времена его командования Добровольческой армией

С. Д. Тверской. Эвакуации подлежали раненые, больные, семейства военных и чиновников, лица до 17 и после 43 лет, не годные к военной службе⁵⁴³. Их размещали в лагерях, что были устроены союзниками под Константинополем, на Принцевых островах и в Болгарии. К апрелю с учетом беженцев количество россиян в Турции, Болгарии и Сербии составило 45 тысяч человек (почти половина – офицеры)⁵⁴⁴.

Десятки тысяч скопившихся в Крыму беженцев нужно было кормить, а по мнению Таврической губернской земской управы, ввиду резкого сокращения осенних посевов Крыму угрожает голод. Зарисовка с натуры: «У пекарен длиннейшие хвосты. Хлеба нет, с каждым днем его все меньше и меньше и вольная (рыночная. – Авт.) цена его все повышается.

Обыватель ропщет. В семьях растерянность. Потому что для трудового люда хлеб в последние дни был чуть ли не единственным источником питания, ввиду невероятного повышения цен на прочие продукты»⁵⁴⁵. Посевные площади сократились к 1920 году (с начала гражданской войны или с 1914 года? – Авт.) почти наполовину. Крестьяне сеять не желали (реквизиции, арендная плата и пр.), крупные землевладельцы – боялись (отберут). В тяжелом состоянии огородничество, заброшено две трети виноградников, особенно плохо с овцеводством (военные всех цветов любят баранину). Помещики вообще свертывают всякое производство, и «почти вся посевная площадь Крыма перешла в фактическое владение крестьян…» Даже немцы-колонисты стали сокращать хозяйства. «Из групп и слоев населения крепче других держатся болгары, экономически наиболее сильная группа населения»⁵⁴⁶.