Проект «Ватикан»
Шрифт:
Потом, вспоминая об осенней стране, он сказал себе, что это — его собственный Рай. Не высоченные сверкающие башни, не величественная широкая лестница, не пение торжественных фанфар — не то, что привиделось Мэри, но это был настоящий Рай — спокойный, мирный осенний день, клонившийся к вечеру, опустившийся на землю, уставшую от изнурительного зноя лета, от долгого пути по пыльным дорогам.
Погруженный в собственные впечатления, он ушёл в тот день из депозитория, обменявшись лишь самыми формальными фразами с роботом-депозитором. Вернувшись к себе, он попытался мысленно вернуться в осеннюю страну, но, увы, добился только того, что ощутил всю эфемерность, призрачность её существования…
В этот вечер он сказал
— Знаешь, у меня такое чувство, будто я ненадолго вернулся на свою родную планету, в своё детство и раннюю юность. Моя родная планета похожа на Землю. Я сам об этом судить не могу, поскольку на Земле никогда не бывал, но мне всегда говорили, что она потрясающе похожа на Землю. Её в своё время заселили выходцы из Англии, и называлась она Педдингтон — её назвали в честь города, если «тон» — это «town», что означает «город». Похоже, так оно и есть. Обитатели Педдингтона никогда и не задумывались, что тут что-то не так. У англичан туго с чувством юмора. Там много говорили о Древней Земле, о той Земле, на которой была Англия, хотя позднее мне стало казаться, что это скорее была Северная Америка, а не Англия. В детстве меня страшно интересовала Англия — я кучу книжек прочёл и по истории, и легенд всяких и преданий. В нашей городской библиотеке целый отдел был…
— Кстати, о книгах, — прервала его Джилл. — Давно хотела сказать тебе, да все как-то из головы вылетает. В библиотеке Ватикана полным-полно книг — земных книг, которые сюда привезли прямо оттуда. Настоящие книги, не магнитофонные записи, не дискеты. Обложки, листы — все честь по чести. Думаю, можно договориться, чтобы ты мог прийти и почитать там все, что тебе будет интересно.
— Да, пожалуй стоит как-нибудь выбрать денёк — прийти, покопаться в книжках, — согласился Теннисон. — Так вот, я тебе про Педдингтон начал рассказывать. Очень похоже на Землю. Люди там все говорили, до чего же им повезло, что они нашли такую похожую планету. «Обитаемых планет много, — говорили они, — но далеко не все они похожи на Землю». А там, на Педдингтоне, многие деревья и растения были именно такие, какие росли на Древней Земле. И времена года там такие же. Там было такое потрясающее время — бабье лето… Деревья расцвечены всеми оттенками красок, дали подёрнуты дымкой… Я почти забыл об этом, а сегодня вот увидел это снова. Или мне показалось. Я вдыхал ароматы осени, жил в ней, слышал её…
— Ты грустный сегодня, Джейсон. Не думай об этом. Пошли спать.
— Этот математический мир, — сказал Теннисон Экайеру. — Я там ничего не понял. Скажи, Пол, тот Слушатель, что нашёл его, возвращался туда?
— И не раз, — ответил Экайер.
— Ну и?..
— Не удалось уловить никакого смысла. То есть — никакого.
— И часто такое случается?
— Нет, что касается математического мира, не часто. Слушатели редко видят одно и то же. Во Вселенной, где что угодно может статистически произойти минимум однажды и максимум однажды, слишком мало шансов для повторов. Это происходит, но не часто. Случаются необъяснимые наблюдения, у которых ни начала, ни конца.
— Что за смысл тогда? Какая из этого выгода?
— Может быть, для Ватикана и есть какая-то выгода.
— Хочешь сказать, что вы все передаёте в Ватикан?
— Естественно. Для этого, собственно, все и делается. Для Ватикана. У них есть право просматривать абсолютно все. Они просматривают кристаллы, а потом возвращают нам для хранения. Иногда они отправляются по следам Слушателей, иногда нет. У них для этого есть свои способы.
— Но для того чтобы понять что-то в мире уравнений, кто-то должен отправиться туда лично, реально и посмотреть на все собственными глазами, а не глазами тамошних аборигенов. Я в этом уверен.
— Ну, я могу тебе сказать только одно: у Ватикана есть возможности посещать те места, которые мы обнаруживаем.
— Ты
— Конечно, именно физически. Я думал, ты это уже понял.
— Что ты! Даже не догадывался! Мне этого никто не говорил. Значит, это не всегда подглядывание через замочную скважину?
— Иногда поболее того. Иногда — нет. Иногда приходится довольствоваться подглядыванием.
— А почему же тогда Ватикану не отправиться в Рай и не разузнать там все как следует? Я думаю…
— Наверное, они не могут, потому что не знают, где это. У них нет координат.
— Не понял. А что, Слушатели умеют определять координаты?
— Нет, этого они не умеют. Но для этого есть другие способы. Народ Ватикана в таких делах многого добился. Один из самых примитивных способов — это ориентация по картине звёздного неба.
— А на кристалле, где есть запись о Рае, такой картины нет? Не должно быть, если это действительно Рай. Рай не должен иметь ничего общего с такими понятиями, как время и пространство. Ну, а если Ватикан все-таки найдёт координаты, они отправятся туда? Пошлют кого-нибудь в Рай?
— Клянусь, не знаю, — ответил Экайер. — Не могу даже догадываться.
«Полный тупик», — подумал Теннисон. Видение Рая было настолько неразрывно связано с философией, тонкостями богословия, элементом чуда, что все власти предержащие должны быть напуганы до смерти. Он вспомнил, что говорила ему Джилл о различиях во взглядах роботов в Ватикане.
— Рай, — сказал Теннисон, — означает вечную жизнь, жизнь после смерти. Можешь мне ответить, нашли ли ваши Слушатели хоть какие-нибудь доказательства того, что такая жизнь существует, хоть бы какие-то признаки жизни после смерти?
— Не знаю, Джейсон. Не уверен. Честное благородное слово, не знаю. Нет возможности…
— Что значит «не уверен»?
— Понимаешь, существует много разных форм жизни. Вселенная просто-таки кишит всевозможными формами жизни — биологической и всякой другой. Среди небиологических форм жизни полным-полно разновидностей…
— Ну да, — кивнул Теннисон, — роботы, к примеру.
— При чем тут роботы, черт возьми? Ну да, извини, конечно, роботы одна из разновидностей небиологической жизни. Произведённая, искусственная форма небиологической жизни. Но существуют природные формы небиологической жизни, понимаешь? В области созвездия Орион, например, существует пылевое облако. Небольшое скопление пыли и газа. Отсюда его трудно разглядеть даже в самый мощный телескоп. Смешение магнитных полей, газов высокой плотности, мощнейшая ионизация, тяжёлые облака космической пыли. И там есть что-то живое. Может, сам газ, сама пыль. А может — и что-то ещё. Можно почувствовать ритм жизни, её пульс, и… оно разговаривает! Нет, разговором это с большой натяжкой можно назвать — «коммуникация» подойдёт лучше. Уловить это можно, но понять — увы! Может быть, те формы жизни, которые там обитают, что-то пытаются сказать нам, а может быть, говорят между собой…
— Но какое отношение это имеет к жизни после смерти?
— А я разве сказал, что это имеет отношение к жизни после смерти?
— Да нет, — вздохнул Теннисон, — не говорил как будто.
Иногда Теннисон, прихватив с собой немного еды и бутылочку вина, перебросив через плечо термос с кофе, отправлялся бродить по окрестностям — ходил по узким, извилистым тропкам, взбирался на невысокие холмы. И всегда перед его глазами были горы — синие и лиловые, они возвышались над окрестностями, всегда волшебные, всегда таинственные, изборождённые причудливыми тенями, сползавшими по склонам, сверкающие белизной заснеженных пиков. Долгие часы Теннисон мог сидеть, глядя на горы, устроившись на невысоких пригорках, и никогда не мог наглядеться. Загадка гор, их необъяснимая притягательность оставались нераскрытыми, сколько на них ни смотри.