Профессиональная интуиция

Серова Марина Сергеевна

В «Богатырь» я приехала за несколько минут до прибытия Горшенина. Когда он вошел в спорткомплекс, я стояла перед доской объявлений и изучала расписание тренировок. В комплексе было несколько спортивных залов, время в большинстве из них занято довольно плотно, направления предлагались самые разнообразные — от волейбола и шейпинга до многочисленных восточных единоборств.

Услышав звук открываемой двери, я оглянулась и посмотрела на Горшенина таким загруженным взглядом, что он просто не должен был остаться равнодушным. Путь

его в директорский кабинет лежал мимо доски объявлений. Пока Горшенин, постукивая палочкой, преодолевал разделяющее нас расстояние, я рассеянно оглянулась еще раз, при этом хмурилась, морщилась и покусывала нижнюю губу. В общем, изображала напряженную работу мысли.

Приблизившись, Горшенин вежливо, как и подобает директору, поинтересовался:

— Позаниматься хотите?

Если бы он выразил намерение пройти мимо, я бы остановила его сама, благо народу в холле было немного, в основном дети. Охранник сидел за столом, отгороженный от остального мира стеклянными стенами, и желания общаться с кем бы то ни было не выказывал. Так что шансов избежать разговора со мной у Горшенина практически не было.

— Да, — отрывисто сказала я, — неплохо было бы. Только вот не знаю…

— Интересуетесь чем-то конкретным? — При этих словах Горшенин нетерпеливо шагнул по направлению к своему кабинету. Лицо его продолжало сохранять вежливо-равнодушное выражение, но, судя по всему, он уже был не рад, что вступил в беседу.

«Черта с два ты теперь от меня отделаешься», — подумала я злорадно, чувствуя усиливающийся спортивный азарт. Рыбка клюнула, первый шаг сделан. Теперь неплохо разжечь уже не формальный, а искренний интерес к своей персоне.

— Здесь есть шейпинг, — взмахнув тростью, Горшенин указал на расписание, — группа по аэробике.

Он ободряюще улыбнулся и сделал движение, чтобы удалиться.

— Шейпинг? — Я оскорбленно повела плечами, смерила Горшенина снизу доверху сдержанно-презрительным взглядом. А в следующий момент выражение моего лица резко изменилось — теперь я смотрела на директора комплекса как на близкого родственника, с которым не виделась последние лет десять.

Поймав мой взгляд, он остановился, удивленно вскинул брови.

— Военный? — ткнула я в него пальцем. — В армии служили?

— Что, так заметно? — Горшенин польщенно улыбнулся.

Заметно было не так чтобы очень, военное прошлое Горшенина в глаза не бросалось, но в данном случае это не имело абсолютно никакого значения.

— Что-то есть, — кивнула я. — Не могу сказать, что именно. Но я, знаете, сама несколько лет форму носила. В таких случаях своего сразу признаешь. Только вы, наверное, офицер?

— Капитан. — Директор отвесил легкий поклон. — Внутренние войска. Но это все в прошлом.

Я широко улыбнулась.

— Е-мое! А я прапорщик. Тоже в прошлом. Извините, товарищ капитан, что я так это к вам, по-свойски, — сказала я, но вины в моем голосе не чувствовалось.

Горшенин

засмеялся.

— Зачем же так официально? — Он протянул руку. — Игорь Викторович. Недавно уволились?

Я тоже засмеялась, крепко пожала руку, коротко представилась:

— Нина. Уволилась полгода назад. А что, так заметно?

— Чувствуется. Так, значит, шейпинг вас не интересует?

— Не-а, — качнула я головой, пренебрежительно скривив губы. — Мне бы что-нибудь посерьезнее. Размяться там, бросочки, с грушей поработать.

— О! — уважительно воскликнул Горшенин. — Тогда, конечно. Что ж, удачи вам.

— Спасибо, — буркнула я, отворачиваясь. — Я-то думала, дельное что-нибудь присоветуете.

Горшенин натянуто рассмеялся, переступил с ноги на ногу. Уходить вот так сразу теперь ему было неловко. Не обращая на него внимания, я вынула блокнот, порылась в карманах. Не найдя ручки — естественно, как же я могла ее найти, если лежала она в сумке, — я сдержанно выругалась и, шевеля губами, принялась повторять расписание занятий сразу нескольких групп. При этом то и дело путала время и номера спортзалов, из-за чего жутко злилась.

Расписание я, конечно, уже давно запомнила — что там особенно запоминать, но продолжала делать вид, что числа по какой-то причине не хотят укладываться в голове. Ручка была последним поводом задержать Горшенина еще ненадолго. Я уже начала сомневаться, что когда-нибудь он ее предложит.

— Ручку? — виновато все же предложил Горшенин.

— Спасибо, — сказала я с облегчением, взяла ручку и, глянув на нее, сказала: — Красивая.

Ручка действительно была изящной, необычной и по виду дорогой.

— Сослуживцы подарили, — пояснил Горшенин, — когда увольнялся.

— Любили, значит, — пробормотала я, аккуратно и неторопливо переписывая в блокнот расписание. — Меня тоже любили. Особенно когда случалось что-нибудь или со службы слинять надо было.

— В каком смысле? — Горшенин снова рассмеялся. Похоже, мои солдафонские манеры и грубоватость его забавляли.

Теперь, когда у меня находилась во временном пользовании его любимая ручка, ему волей-неволей приходилось стоять рядом. Зато неловкости он больше не испытывал.

— А я в медсанчасти работала. — Я мельком глянула на Горшенина и снова уткнулась в блокнот, но прежде заметила, что в лице директора что-то неуловимо изменилось. — Я медсестра.

— О! — только и сказал он.

«О!», черт возьми! Не может более ясно свои мысли выражать. Ломай теперь голову, что это его «О!» означало.

— А почему вы уволились? — неожиданно проявил интерес к моей биографии Горшенин.

Не похоже было, что он задал вопрос только для того, чтобы поддержать беседу. Голос его звучал вежливо и спокойно, я бы даже сказала, слишком спокойно, но глаза разглядывали меня с жадным вниманием. Кажется, он наконец-то заинтересовался моей персоной.