Профессия – киллер
Шрифт:
По дороге домой я от избытка чувств тормозил перед каждым мини-маркетом и в результате накупил кучу всякой дребедени — ранее у меня на руках никогда не было такой суммы: она раза в четыре превышала мою последнюю офицерскую получку даже с учетом инфляции (я не беру в расчет чужие деньги, которые возил, будучи инкассатором).
А когда машина остановилась у калитки моего двора, я вдруг вспомнил, что в доме — запустение, нет угля, чтобы протопить печь, и скорее всего выходная дверь нараспашку.
Вот идиот! Я пробыл у Дона три дня и, поскольку
Порядком приуныв, я решил зайти взять кое-какие вещи и уехать в гостиницу. Ясно, что дом в том виде, в котором я его покинул, был непригоден для жилья: его необходимо было привести в порядок. А возвращаться в особняк Дона не хотелось: я не из тех, кто может злоупотреблять гостеприимством малознакомых людей, даже если эти люди сами протягивают тебе руку помощи.
Сказав водиле, чтобы обождал пять минут, я направился к калитке и привычно пихнул ее ногой: она болталась на одной петле и открывалась только путем приложения стопы на уровне колена — и то с сильным доворотом бедра. Калитка, к моему удивлению, не распахнулась. Озадаченно пожав плечами, я пошарил рукой и обнаружил, что пружинная щеколда, сломанная около полугода назад, в настоящий момент находится на месте и кем-то исправлена. Более того, у калитки появилась и вторая петля и, что уж совсем меня удивило, не было слышно ни малейшего скрипа.
Сразу же мелькнула тревожная мысль: заселились! Дом-то большой, добротный, с обширным двором — просто я его загадил здорово. Меня не было три дня, а желающих сейчас навалом.
Я пересек двор и подергал за ручку входной двери: заперто. Обойдя дом, я отметил, что кто-то убрал во дворе снег, а в окне с задней стороны сквозь шторы виден свет торшера в кабинете отца. Я хорошо помнил, что выкрутил лампочку из этого торшера пару месяцев назад для того, чтобы заменить перегоревшую в прихожей.
Точно! Заселились, скоты. Ну ничего, вы очень пожалеете об этом, прямо сейчас. Рысцой вернувшись к крыльцу, я легонько постучал указательным пальцем в окошко веранды. Тишина. Тогда — кулаком в дверь.
Через несколько секунд я услышал молодой мужской голос:
— Чего барабаните? Звонок есть!
Так-так, парень лет 25–30, крепкого телосложения, психически уравновешен, не нервничает — автоматически пронеслось в голове бегущей строкой. Нас учили определять по голосу, что за фрукт находится по ту сторону двери или стены: иногда от этого зависит твоя жизнь и жизнь тех, кто рядом… Ага! А еще я обратил внимание, что захватчик наладил звонок. Поторопился, урод!
— Открывай, — довольно спокойно скомандовал и присел в стойку на крылечке, прикидывая, порвутся брюки от костюма, который одолжил мне Дон, или нет, если я сильно ударю ногой по двери на уровне пупка.
Брюки не порвались. Но не потому, что были качественно сшиты. Просто ударять не пришлось. Дверь послушно растворили и сказали:
— Прошу! Вот ваши ключи. Было велено передать и
От такого поворота я несколько опешил и дал субъекту беспрепятственно выйти, слегка при этом посторонившись и даже не успев разглядеть его как следует.
Войдя в прихожую, я так и не выпал из состояния сильного недоумения, граничащего с легким шоком, и продолжал чисто машинально накапливать информацию, не решив пока, как прореагировать на происходящее.
Вы не пробовали своими силами делать ремонт порядком загаженного особняка? Если даже и не пробовали, то, наверное, имеете представление, как все это выглядит и сколько нужно для этого затратить материалов, труда и времени.
За три в доме было произведен полный ремонт. Будто куда-то к чужим зашел. Сопоставив цены и объем работ, я пришел к выводу, что тут трудились бригада человек десять как минимум и обошлось все это мероприятие лимонов… ну, вы понимаете, надеюсь.
Подробно описывать на стану. Все было не хуже, чем у Дона. Еще немного пахло краской, лаком… На стенах очень аккуратно наклеены дорогие обои — по-моему, финские или германские, знаете, тисненые такие, с выпуклостями. Вместо истертого оргалита на полу во всем доме поблескивал двухцветный паркет.
Пока я топтался в прихожей, заглядывая в комнаты и решаясь пройти, появился парень, который меня впустил. Он приволок пакеты со снедью из мини-маркетов, оставленные мной в машине.
Я разглядел его получше. Точно, лет 25–26, рост 175, уши сломаны — борец, ноги ставит косолапо, движется расковано, но тяжеловато — бывший мастер спорта или что-то в этом роде.
Он сгрузил пакеты на столик в прихожей и, заметив мой вопросительный взгляд, сообщил:
— Я только вас ждал. Если претензий нет, испарюсь. Да, Донатан Резоевич просил предупредить, что это оборудование фирмы. — Он указал пальцем в сторону отцовского кабинета, а потом, как и обещал, испарился.
Противоречивые чувства охватили меня. Сначала свалилась гора с плеч: значит, все это Дон устроил, а вовсе никто не заселялся. Затем к горлу подкатил теплый комок: обо мне никто так не заботился никогда. Вместе с тем что-то тревожно щелкнуло в сознании: анализатор включился… А за какие такие достижения я удостоился внимания, заботы и этих материальных благ? Только за то, что я сын своей матери? Сомнительно, очень сомнительно.
Войдя в кабинет отца, я присвистнул. Здесь стояла новая мебель орехового дерева — здоровенный стол, два книжных шкафа со стеклянными дверцами, тумбочки. Кресло на колесиках, обтянутое мягкой шероховатой кожей, с никелированными рычагами для изменения положения спинки и высоты сиденья. И айбиэмка — точно такая же, как у меня в офисе. Фантастика!
Я вышел из кабинета, подошел к входной двери и запер ее, решив, что новый засов, пожалуй, слишком массивен. Затем отметил, что шторы на окнах новые, но той же расцветки, что и раньше, и легко упраляются шнурами: один сдвигает, другой раздвигает.