Профессия – первая леди
Шрифт:
Стоит мне съесть две конфетки или ломтик торта, как неподкупные весы безжалостно констатируют лишних три килограмма.
И почему природа так несправедлива к людям и так благоволит к котам?
Было почти четыре утра. Августовская ночь начинала таять, хотя до рассвета оставалось не меньше полутора часов. Я заварила себе крепчайший кофе, бросила ластящемуся Василиску куски вчерашнего жаркого и, усевшись на мягкую табуретку, с наслаждением закурила.
Я, Серафима Ильинична Гиппиус, самая известная писательница современной Герцословакии, наследница громкой фамилии и древних традиций, лауреат Тукера (и Нобелевской премии – во сне!), гениальный стилист и живописатель герцословацких нравов, ведущая телевизионной
Осознание невыносимой тяжести по-герцословацки бесцельного бытия пришло ко мне именно в то злосчастное утро, двадцать пятого августа, когда Артем позвонил и сообщил, что на свет появилась моя первая внучка по имени Алиса.
Подкрепившись тремя чашками черного и несладкого кофе, половиной кремового рулета, двумя бутербродами с ветчиной и несколькими карамельками, я стала смотреть на сложившуюся ситуацию более оптимистично.
Я – сама Серафима Гиппиус! Моей троюродной бабушкой по отцовской линии была легендарная русская поэтесса Зинаида Гиппиус!
Я – родом из России, но с самого детства живу в Герцословакии – небольшой, но богатой стране на Балканах, у Адриатического моря!
Я описалась на коленях у Корнея Ивановича Чуковского, я воровала леденцы из серванта на даче у Анны Андреевны Ахматовой, я как-то залезла в дремучую крапиву, удирая от казавшейся мне сказочной ведьмой Лили Брик!
Мои книги издаются в Герцословакии, ближнем и дальнем зарубежье солидными тиражами, у меня было четыре с половиной мужа, и всех я бросила сама (ну, или почти всех!), в мою программу хотят попасть очень многие знаменитости, меня узнают на улице, в метро (не поверите, но я иногда езжу на метро!), не помогают ни черные очки, ни обмотка головы и лица шарфами по принципу древнеегипетской мумии, ни шляпа в стиле человека-невидимки.
Я – по праву! – считаюсь незыблемым литературным авторитетом, веду необременительный полусветский образ жизни, пишу, говорю и ем все, что ни пожелаю, и не забочусь о финансах.
Кроме того, я преподаю уже который год в американском университете, живу в городке под названием Ithaca (что мне, кандидату филологических наук, защитившему диссертацию по «Одиссее», безумно льстит) и вообще не задумываюсь о хлебе насущном.
Два года назад мой сатирически-философско-постмодернистско-классический роман-антиутопия «Глокая куздра» удостоился Тукеровской премии (я знала, что кое-кто из злопыхателей именовал меня «полновесным лауреатом премий канцлера Брюнинга, Фредди Крюгера и анти-Дюринга»).
Похоже, мне в самом деле придется мириться с Беверли. Я не хочу потерять Артема – ведь тогда эта, прости господи, лахудра полностью приберет моего единственного сыночка к своим шоколадным ручкам! Да какая мать такое стерпит? Моего родного Темку заграбастало американское страшилище!
Мрачные мысли под воздействием легкого завтрака исчезли. Сегодня у меня напряженный день. Съемки «Ярмарки тщеславия». Несмотря на то, что я разделываю «под орех» почти всех гостей программы, попасть в нее и стать объектом моего неподражаемого остроумия и жертвой смертельного злословия для многих является делом чести. Мне известна как минимум дюжина человек, которые начали восхождение к славе в массмедиа с того, что позволили планомерно и без сопротивления истязать себя в моей программе.
Сегодня ожидался визит занимательного гостя, я уже наметила, во что облачусь. Предвкушая кровавое пиршество, я отправилась в ванную.
Ровно в восемь утра началась строительная вакханалия. Я как раз пыталась найти неизбитый эпитет к слову «любовь», сидя перед ноутбуком.
Бум, бббум, бууум, буммм. Я обхватила голову руками, пытаясь остановить ускользающие мысли. Так и есть, наши новые герцословаки продолжают возводить свой Букингемский дворец!
Летом и осенью я живу на даче, расположенной в поселке Перелыгино, в подбрюшье нашей столицы Экареста. В приснопамятные времена
В конце сороковых так оно и было, затем половину жителей Перелыгина отправили в лагеря и подселили работников Комитета, которых, в свою очередь, почти всех расстреляли. Новый всплеск в жизни нашего Перелыгина произошел после смерти Сталина, это событие повлияло на судьбу Герцословакии, тогда мои родители и получили от государства дачу.
И сейчас в Перелыгине обитают осколки великой эпохи – не считая меня, здесь живет поэтесса Раиса Блаватская, представительница интеллектуального постмодернизма (или постинтеллектуального офигизма, как люблю шутить я), тут же – летняя резиденция и мастерская Ираклия Тхарцишвили, того самого скульптора, который ваяет исторических личностей и дарит их (за счет принимающей стороны) столицам мира. Ирик – мой старый друг, кажется, он все еще лелеет мечту заполучить меня в любовницы. Но к чему мне эти африканские страсти? Когда я бываю в Штатах, то навещаю его в пентхаузе на Пятой авеню. Мы пьем коллекционный французский коньяк и предаемся великогерцословацкому шовинизму.
Кого я забыла упомянуть? Из «бывших великих» – разве что Гамаюна Подтягича, некогда столпа соцреализма, получившего семь или восемь Государственных премий и создавшего шедевр-пенталогию под названием «Домны революции» – металлургический секс-триллер середины пятидесятых. Сейчас о Гамаюне никто и не знает, а когда-то от его слова зависели судьбы и карьеры – он был первым секретарем правления Союза писателей Герцословакии. Теперь он якшается с коммунистами, был одно время депутатом Госдумы, но в последний год резко сдал, отошел от дел и засел на даче, где строчит мемуары, желая доказать всем, что времена «красной империи» были самыми лучшими.
После смерти жены Гамаюн тоже неравнодушно поглядывает в мою сторону, но я делаю вид, что не замечаю его плотоядных взоров. Восьмидесятичетырехлетний эгоист с неприглядно волосатыми варениками вместо ушей – это не для меня!
Ах, и как же я забыла о Браниполке Иннокентьевиче Суворе! Да, это тот самый, некогда всемогущий Сувор, правая рука генсека Алдропа, генерал в отставке, заместитель председателя КГБ – Комитета герцословацкой безопасности, дважды Герой, трижды кавалер…
Браниполк Иннокентьевич для своих неполных семидесяти – вполне крепкий молодцеватый старикан, захаживает ко мне то с бутылкой вишневой наливки, то с последним романом Мураками. Думается, он тоже не прочь заполучить гарную дивчину Фиму Гиппиус в свои объятия, но вряд ли этому суждено сбыться! Сын Сувора, Огнедар Браниполкович – птица высокого полета, он – доверенное лицо нашего президента, ему удалось превзойти отца: Огнедар – директор реформированного КГБ. Когда он приезжает навестить старика, на пыльных улочках нашего Перелыгина возникает кавалькада черных джипов и бронированных «Мерседесов».
Впрочем, «Мерседесы» для нашей деревни проклятых, как я иногда любовно называю Перелыгино, явление знакомое. С тех пор как по соседству с моим участком дачу бывшего композитора Дергучевского (ну, того, что написал почти все хиты 60-х годов, а затем погиб, врезавшись на автомобиле в самосвал, груженный куриным навозом, как говорят, будучи в стельку пьяным) у его наследников приобрел один из недосаженных олигархов, спокойной жизни пришел конец.
Я вспоминаю один из поздних романов моей любимой Агаты Кристи: мисс Марпл убеждается в том, что милая ее сердцу деревушка становится жертвой вездесущего прогресса – вместо лавок зеленщика и булочника появляется монстр-супермаркет, уютные коттеджи сменяются уродливыми панельными домами, по улицам маршируют странные длинноволосые личности-хиппи…