Профессор бессмертия. Мистические произведения русских писателей

Сборник

— Я о себе, крестная, и думаю, — оправдывалась Машура, — я свою душу хочу спасти… Для этого в вашу обитель еду…

— То-то вот, душу спасти!.. — покачала опять головой духовница. — А как спасешь-то ты ее? Вот наша вера как раз к спасению и приводит… Эта вера особенная! Это — сама правда истинная, не то что у других раскольников… Ее понять надо. Не всякий ее понимает.

— Ты и растолкуй мне, крестная, эту свою правду истинную, — сказала Машура.

— Видишь ли, милая Машенька, — начала толковать Таиса, — по нашей вере Бог может в людей вселяться, и эти люди, скажу тебе, могут сделаться христами. И, значит, Христос не один… Только это очень редко бывает… Душу-то человеческую

с грехами нужно убить, чтобы Бог вселился… А кто это может?.. В нашей округе только один такой христос и есть — Максим Васильевич… А вот на Москве первый христос был Данила Филиппович из города Костромы… Это давно было… Потом был христос Иван Тимофеевич из Мурома. И богородицы по нашей вере являлись и являются…

— Я об этих христах что-то вовсе и не знала, — произнесла Машура.

— Где тебе, милая, это все знать… А у нашего Максима-то Васильевича двенадцать апостолов, — продолжала свою речь Таиса, — которые из них в Виндреевке живут, а которые в других деревнях… Они веру нашу проповедуют. Старец Никифор, что нас в Виндреевке встретил, тоже апостол. Он часто к нам в обитель жалует… И может чудотворить; только он не такой блистательный, как Максим Васильевич…

Таиса разговорилась, благо Машура ее с великим вниманием слушала.

— У нас, милая, такой устав, — продолжала с увлечением духовница, — первое дело: соблюдай посты, потом будь целомудренна, живи в чистоте, а также в полном смирении старайся быть. Вот так душу-то человек от грехов и очистит… И не думай, Машенька, чтобы мы насильно в обители держали… Из нашей обители девицы опять в мир идут, значит, по своей свободе, они вольные… У нас только они в вере и духовном житии окрепают…

— А замуж они потом выходят? — спросила Машура.

— По нашей вере, Машенька, они должны иметь мужей духовных, и любовь у них к таким мужьям должна быть особенная, ангельская… Стало быть, не плотская, не такая, как у всех людей… И мужья у них тоже нашей веры… В нашу веру и замужних принимают, — продолжала разъяснять крестнице Таиса, — но только требуют от них, чтобы жена обещалась со своим законным мужем стараться жить врозь… И вот все они потом святыми делаются, потому что только о своем спасении да о божественном думают… И на них дух святой нисходит; они в блаженной радости ликуют… И видят чудеса великие. И ты увидишь эти чудеса, Машенька. Вот увидишь чудеса на большом молении у Максима Васильевича. И такая, погляжу я на тебя, ты счастливая. Ведь сам Максим Васильевич приказал тебя на этот праздник привести. А на нем только избранные бывают…

«Вот любопытно-то», — подумала про себя Машура и самодовольно улыбнулась. Ей приятно было сознавать, что такой человек, как Максим Васильевич, был с ней ласков, что он позвал ее. И ей было очень интересно, какие это у него чудеса бывают.

Добрались наши путешественницы до цели своей поездки часам к пяти дня. Дорога по лесу была тяжелая и трудная. Они раза два чуть было не опрокинулись с кибиткой, хотя почти все время ехали шагом.

Обитель стояла в самой глуши. Недалеко от нее протекала маленькая речка, вроде ручья. Там был устроен пруд из проточной воды. В обители было десятка два небольших домиков, а посередине возвышалось большое деревянное здание с высокими окнами и с крестом на крыше. Это — моленная. Постройки были обнесены высоким забором из горбылей.

Когда наши путешественницы подъехали к обители, ворота были заперты. Машура слезла с кибитки и постучала. Окошечко, вделанное в ворота, открылось; оттуда выглянуло лицо привратницы.

— Матушка духовница!.. Это вы?! — воскликнула привратница. — Сейчас, сейчас отопру!

Кибитка въехала в ворота.

— А где сестры? — спросила Таиса, — чтой-то у нас тихо очень,

никого не видать?..

— На работах, — отвечала привратница. — Уборка там идет… Там и сестры и братцы хлеб убирают, косят и жнут. Я уж сама лошадь отпрягу.

Она села ла облучок кибитки и взяла у Таисы вожжи. Кибитка повернула по маленькому переулку к таисиному домику. Высадив Таису и Машуру, привратница погнала лошадь дальше, к скотному двору. Двор этот виднелся вдали, у самого конца построек.

— Ну вот мы и приехали, — сказала Таиса, входя в сени своего домика. — Вот тут и житье наше, — объявила она Машуре. Она отворила дверь в комнату с двумя окнами, чистую и уютную. — Смотри, пожалуйста, — радостно проговорила она, — какие наши сестры умницы!.. Полы у меня вымыли.

Скоро они уселись за самоварчик, который наспех соорудила Таиса. На столе появились баранки и мед. Началось чаепитие, а за чаепитием опять беседа о жизни божьих людей в основанном Ракеевым божьем питомнике.

— У нас, милая Машенька, уж так-то хорошо, — говорила Таиса своей крестнице, попивая чай, — Ты сама это увидишь, истинные божьи люди здесь живут… И пища у нас хорошая, и служба наша легкая и радостная… Такое бывает ликование!.. Сейчас только этой службы нет, потому что теперь рабочая пора… Уборка хлеба идет. Тут ведь у нас в лесу есть огнище, где хлеб сеют.

Машура с интересом слушала свою крестную и вместе с тем оглядывала новую для себя обстановку. У крестной все было, как у добрых людей: и комодик, и диванчик, и киот с образами стоял в углу комнаты.

— Наша обитель совсем от других скитов особенная, — продолжала поучать Таиса. — У нас в обители и мужской пол живет, а не один только женский… У некоторых наших сестер духовные мужья имеются… Мужья эти тоже нашей веры; они нам помогают, и мы их братцами зовем…

— Что же, крестная, — решилась спросить Машура, — те, у которых духовные мужья, вместе с ними так в кельях и живут?

— Вместе и живут, — отвечала Таиса. — Ты этому не удивляйся, Машенька. Пойми, милая, что жизнь эта у нас совсем особая, не такая, как у вас в миру. Наша жизнь духовная, ангельская. Потому что у нас прежде всего человек приучается духовным быть…

— А у тебя духовный муж есть? — спросила Машура.

— У меня, Машенька, духовного мужа нет. Я себе такого не нашла. Его тоже, милая, найти надо. А вот уставщица наша, Ксения, которая правит службу на радениях, так та себе в мужья взяла старца Никифора, которого ты у Максима Васильевича видела, и он, Никифор, когда сюда приезжает, у ней ночует.

— Еще я хочу спросить тебя, крестная, — сказала в нерешительности после некоторого раздумья Машура. — У Максима Васильевича… У него тоже есть… Такая жена духовная?..

— У него жены нет, — со строгим выражением лица сказала духовница, — потому что он нас всех выше… То же и богородица наша Манефа; она надо всеми братцами и сестрицами начальница, и у ней мужа нет.

— Сколько же вас здесь сестриц и братцев? — продолжала расспрашивать Машура.

— А вот ты сама посчитай, — отвечала Таиса. — Перво-наперво стариц таких, как я, у нас в обители десять. Потом которые с духовными мужьями живут, тех шесть, а остальные у нас девки молодые, вот как ты. Их двенадцать. Всех, стало быть с братцами в нашей обители более тридцати человек. Многие девицы, как я уже тебе говорила, после того, как их на духовную жизнь наладят, уходят в мир и там себе духовных мужей берут и нашу веру умножают. Корабль-то наш, что построил Максим Васильевич, делается все больше и больше. И тебе может такая судьба выйти нашему делу послужить. Ты будешь тогда, значит, вольная, — старалась втолковать Таиса эту мысль своей слушательнице. — А прежнюю греховную жизнь надо бросить…