Профессор Желания
Шрифт:
— Но я и на самом деле задергался. Мне тут так хорошо. Я так счастлив. — Я возлагаю обе руки, все десять пальцев, на ее грудь, на ту ее часть, что не вместилась в купальник. — Ах, моя дорогая, моя дорогая…
— Я подожду тебя здесь.
— А потом я непременно с тобой поплаваю!
— Вот и прекрасно.
— Значит, до скорого! До самого скорого!
Ни о трусости, и о жестокости с моей стороны не может идти и речи, думаю я, глядя на телефонную трубку, лежащую на кухонном столике. А лишь о наиболее разумном решении из двух возможных. Если, конечно,
— Алло, — говорю я.
— Алло. Ага, это ты! Знаешь, мне так странно звонить тебе, Дэвид. Я чуть было не решила не делать этого вовсе. Но я сейчас в твоем городе. Мы на заправке, через дорогу от агентства по торговле недвижимостью.
— Понятно.
— Вот я и решила, что проехать мимо, даже не позвонив, было бы чересчур жестоко. Ну как ты там?
— А откуда ты вообще узнала, что я здесь?
— Пару дней назад я пыталась разыскать тебя в Нью-Йорке. Позвонила в колледж, но тамошняя секретарша сказала, что не имеет права давать твой временный домашний адрес. Я соврала, будто я твоя бывшая студентка, и сказала, что ты наверняка будешь не против. Но она стояла как скала — охраняла личный покой профессора Кипеша. Редкая сука, судя по всему.
— Ну и как же ты меня все-таки разыскала?
— Позвонила Шёнбруннам.
— Ну и дела!
— Но на здешней заправке я и впрямь очутилась совершенно случайно. Я понимаю, это звучит странно, но тем не менее. И не так уж странно по сравнению с событиями по-настоящему странными, какие случаются буквально на каждом шагу.
Она лжет, и ее шарм на меня не действует. Из окна я вижу Клэр, в руке у нее так и не раскрытая книга. А ведь мы могли бы уже быть на полдороге к пруду!
— Чего тебе нужно, Элен?
— Чего мне нужно от тебя? Ничего, разумеется, ничего. Я, знаешь ли, замужем.
— Нет, я этого не знал.
— Потому-то я и прибыла в Нью-Йорк. Познакомиться с семьей мужа. А сейчас мы едем в Вермонт. У его родителей там летний домик. — Она смеется; я бы назвал этот смех вызывающим. Или зазывным. Поневоле я вспоминаю о том, как она смеется в постели. — Можешь себе представить, что я никогда не была в Новой Англии?
— Ну да, — говорю я. — Это тебе не Рангун.
— Да, и с некоторых пор никакого Рангуна!
— А как ты себя чувствуешь? Я слышал, ты сильно болела.
— Сейчас мне лучше. У меня был тяжелый период, но он уже позади. А как ты?
— Мой тяжелый период тоже уже позади.
— Я была бы рада повидаться с тобою. Если это, конечно, возможно. Ты живешь далеко отсюда? Я бы с тобой с удовольствием побеседовала…
— О чем?
— Мне нужно тебе кое-что разъяснить.
— Ничего тебе не нужно. Равно как и мне. Мне кажется, дело зашло так далеко, что мы вправе обойтись без взаимных объяснений.
— Я просто сошла с ума, Дэвид, я тогда была сама не своя… Дэвид, такие вещи трудно говорить под стук канистр.
— Вот и не говори.
— Но мне это необходимо.
Клэр присела в оставленный мною шезлонг и листает «Таймс».
— Поезжай
— Она вышла замуж?
— Так она утверждает.
— Но почему же тогда она представилась как Элен Кипеш?
— Наверное, чтобы ты поняла, кто она такая. И правильно передала мне.
— Или чтобы самой понять, кто она такая. Так что, тебе хочется, чтобы меня на время ее приезда в доме не было?
— Ну что ты! Я хотел сказать, если тебе больше хочется искупаться…
— Только если этого больше хочется тебе…
— Нет, ни в коем случае!
— А где они сейчас?
— У нас в городке.
— И она специально приехала в такую даль? Ничего не могу понять. А что, если бы нас не оказалось дома?
— Она говорит, что они направляются к родителям мужа в Вермонт.
— И не поехали по скоростной магистрали?
— Дорогая, да что с тобой? Да, они не поехали по скоростной магистрали. Может быть, сельские дороги кажутся им более живописными. Но какая разница? Как заедут, так и уедут. И ты ведь сама сказала мне, чтобы я не дергался.
— Но мне не хотелось бы, чтобы тебя обидели.
— Не о чем беспокоиться! И если ты решила остаться только поэтому..
И вдруг она встает и, едва не расплакавшись (в таком состоянии я вообще ее вижу впервые в жизни), говорит:
— Послушай, ты так откровенно меня выпроваживаешь…
И она стремительно уходит туда, где припаркована наша машина (а это за домом и за сараем), и пыль летит у нее из-под ног. И я бегу следом за ней, вернее, следом за лабрадором, которому кажется, будто это такая игра.
Вот так мы, все трое, оказываемся за сараем, мы тяжело дышим после бега наперегонки — и в этот момент прибывает супружеская чета Лауэри. Пока их машина катит по длинной подъездной дорожке к нашему домику, Клэр успевает надеть поверх купального костюма халат.
На мне вельветовые шорты, вылинявшая футболка и стоптанные теннисные туфли — экипировка, оставшаяся еще со времени учебы в Сиракьюсе. Узнать меня для Элен не составит труда. А вот узнаю ли я ее? Смогу ли объяснить Клэр (и должен ли объяснять?), что единственное, чего мне на самом деле хочется, это просто взглянуть…
Мне рассказывали, что в довершение ко всем своим хворям Элен набрала где-то килограммов десять. Если это и впрямь так, значит, с тех пор она похудела килограммов на пятнадцать. Из машины она выходит во всем великолепии — самой собой. Пожалуй, она стала бледнее, чем мне запомнилось, или, вернее, ее бледность имеет несколько иной оттенок по сравнению с той квакерски-чистой белизной кожи, к которой я в последнее время привык. Бледность Элен прозрачна, и, если угодно, она источает сияние. Только истончившиеся руки и шея напоминают о том, что у нее были нелады со здоровьем и (что куда важнее!) что ей уже где-то между тридцатью и сорока. Если абстрагироваться от этого, она вновь ослепительна и неотразима.