Профессор желания
Шрифт:
Кроме дневников Кафки и биографии Брода — они служили мне дополнительными путеводителями по Праге — у меня с собой книги Мисимы, Гомбровича и Жене, над которыми мы будем работать в следующем году. Я решил посвятить следующий семестр теме эротических желаний, начав с нашумевших современных романов, в которых речь идет о порочной сексуальности (эти книги волнуют студентов, волнуют читателей типа Баумгартена, потому что в них авторы подчеркивают свою личную причастность к тому, что едва ли не безнравственно), и закончив тремя шедеврами о запретной и неукротимой страсти: «Мадам Бовари», «Анна Каренина» и «Смерть в Венеции».
Стараясь не разбудить Клэр, я беру ее вещи и укладываю их в ее чемодан. Перекладывая ее вещи, я чувствую, как меня переполняет любовь. Потом я пишу ей записку, что выйду прогуляться
Именно здесь мне приходят в голову первые строчки моей будущей вступительной лекции, навеянные «Докладом Академии» Кафки и показавшиеся мне поначалу причудой. Это история о том, как человекообразная обезьяна выступает перед ученым собранием. Это небольшой рассказ, в котором не больше, чем несколько тысяч слов, но я его очень люблю, особенно начало, которое кажется мне одним из самых очаровательных и поразительных в литературе: «Уважаемые члены Академии! Вы оказали мне большую честь, пригласив меня рассказать Вашей Академии о том, как я жил, когда был человекообразной обезьяной».
«Уважаемые члены литературного совета…», — начал я, но к тому времени, как я вернулся в отель и сел с карандашом в руке за свободный столик в углу кафе, до меня дошел сатирический оттенок, с которым я начал свое обращение к членам совета колледжа. Взяв фирменную бумагу отеля, я начал набрасывать официальную вступительную лекцию (хотя и не без влияния безупречного профессорского стиля выступления обезьяны), которую мне захотелось прочитать, но не в сентябре, а прямо сейчас, в этот самый момент!
Через два столика от меня сидит проститутка с маленькой таксой. К ней подходит подруга, которая вместо собачки ласкает свои собственные волосы. Она гладит их так, как будто это не ее волосы, а кого-то другого. Оторвавшись от своей работы, я прошу официанта принести каждой из этих милых, занятых на работе, девушек, обе из которых не старше Клэр, коньяк, и заказываю коньяк и себе.
— Ваше здоровье! — говорит проститутка, ласкающая собачку.
Мы, все трое, обмениваемся улыбками, и я продолжаю писать то, что побудила меня написать моя новая счастливая жизнь.
«Вместо того, чтобы первый день занятий посвятить списку литературы и общей концепции данного курса, я хотел бы рассказать вам о себе то, что я никогда раньше не рассказывал никому из моих студентов. Я не собирался этого делать, и до того момента, как вошел в эту аудиторию и сел за свой стол, не был уверен в том, что решусь на это. И все еще могу изменить это решение. Потому что, как я могу доверить вам самые интимные факты моей личной жизни? В течение следующих двух семестров мы будем собираться каждую неделю, чтобы на протяжении трех часов обсуждать книги.
Как вы уже, наверное, догадались — по тому, как я одеваюсь, и по стилю моего вступления — я всегда, даже в предшествующие неспокойные годы, придерживался традиционных отношений между студентами и преподавателями. Мне говорили, что я один из последних профессоров, которые обращаются к студентам в аудитории не по именам, а «мистер» и «мисс». Если вы даже будете одеваться в стиле гаражного механика, попрошайки, официанта кафе или угонщика скота, — я предпочту все равно представать перед вами в костюме и галстуке… хотя наблюдательный человек может заметить, что это будет один и тот же косном и галстук. А когда ко мне придут на консультацию студентки, они увидят, если потрудятся посмотреть, что в течение всего разговора я буду преднамеренно держать дверь открытой. Некоторых из вас удивит также и то, что я снимаю с руки часы, как только что сделал, и кладу их рядом со своими записями в начале каждой лекции. Я сейчас точно не помню, кто из моих профессоров следил так за временем, но это произвело на меня впечатление и впоследствии стало свидетельством профессионализма. Хотелось бы думать, что это присуще и мне.
Все это не означает, что я хочу скрыть от вас, что у меня есть определенные человеческие слабости, или что я понимаю, что они присущи и вам. К концу года вы, вероятно, устанете от той настойчивости, с которой я буду говорить о связи тех произведений, которые вы читаете по учебной программе, даже самых эксцентричных и одиозных, с тем, что вы пока знаете о жизни. Вы обнаружите, что я не всегда согласен с моими коллегами относительно программы.
Я могу выходить к вам в пиджаке и галстуке, могу называть вас «мадам» и «сэр», но собираюсь требовать от вас, чтобы вы воздержались говорить в моем присутствии о «структуре», «форме» и «символах». Мне кажется, что многие из вас достаточно запуганы первым годом учебы в колледже, и надо дать вам возможность оправиться от испуга и снова обрести тот интерес к художественной литературе, который, очевидно, и привел вас сюда. В качестве эксперимента вы даже можете попытаться в течение этого года обойтись без всей этой классной терминологии типа «сюжет», «герой» и перестать пользоваться любимыми многими из вас возвышенными словами, такими, как «прозрение», «персона» и, конечно, «существующий». Я предлагаю это в надежде на то, что, если вы будете говорить о «Мадам Бовари» более или менее тем же языком, каким вы говорите со своим бакалейщиком или любимым человеком, вам, вероятно, удастся установить более личный и интересный контакт с Флобером и его героиней.
Одной из причин того, что произведения, которые мы будем рассматривать в первом семестре, в большей или меньшей степени связаны с эротическими желаниями, является мое убеждение в том, что чтение на тему, с которой вы все уже в какой-то мере знакомы, поможет вам определить место этих книг в вашей жизни и в дальнейшем противостоять соблазнам путем использования изобразительных средств, метафорических тем и вымышленных прототипов. Больше того, я надеюсь, что читая эти книги, вы узнаете что-то ценное о жизни и одном из ее самых загадочных и сводящих с ума аспектов. Я надеюсь почерпнуть что-то и для себя.
Итак, достаточно разговоров на эту тему. Пора приступать к описанию того, что не поддается описанию — истории страстей самого профессора. Но я не могу этого сделать, пока не могу. Сначала надо дать удовлетворительные объяснения, если не вашим родителям, то, по крайней мере, самому себе, почему мне пришло в голову сделать вас своими судьями и наперсниками, почему я решил поделиться своими секретами с людьми, которые почти в два раза моложе меня, с людьми, почти со всеми из которых я не был даже раньше знаком. Почему мне понадобилась аудитория, в то время, как подавляющее большинство мужчин и женщин предпочитают или держать такие вещи при себе, или доверять их только самым близким и преданным друзьям? Что побуждает меня, вашего учителя, и уместно ли это вообще рассказывать вам, молодым, не знакомым мне людям о себе, сделав это темой первой лекции первого семестра?