Профиль невидимки

Вебер Юрий Германович

…Прошло немного дней после конференции, и в лабораторию к Боярову приехали новые гости. Сотрудники того самого промышленного института, где хранился английский прибор под стеклянным колпаком.

–  Видите ли, у нас просьба. Нельзя ли кое-что подправить в этом приборе, который у нас? Немножко модернизировать.

Александр Иванович чуть помедлил, снимая приставший медный волосок с рукава своего халата, и, обернувшись к помощнику, спокойно сказал:

–  Хотите, Марк, возьмитесь? Посмотрите, в чем там дело.

ГДЕ

ЖЕ ПОСЛЕДНЯЯ ТОЧКА?

Снова было лето в полном разгаре, когда мне пришлось еще раз повстречаться со всеми героями этого рассказа.

–  Ну, как прибор?
– следовал неизменный вопрос.

Прибор существовал уже в трех пробных экземплярах, побывал на выставках, демонстрируя свои качества, проходил государственные испытания. Посмотреть его приезжали инженеры из Чехословакии, машиностроители из народного Китая. Один экземпляр нашел себе место в Академии наук, в лаборатории профессора Дьяченко, и работал успешно на подготовку международного стандарта по чистоте поверхности.

–  Что ж, теперь конец? Можно поставить точку?

Точку?
– переспросил профессор Петр Ефимович и, чему-то усмехнувшись, пригласил меня в длинную, слабо освещенную комнату, где производились точнейшие измерения.

Сразу бросилось в глаза знакомое сооружение голубовато-серой окраски, строго и внушительно глядящее из угла.

–  Сюда, сюда, обратите внимание, - профессор указал на черный ящик с кнопками и рукоятками, примостившийся возле прибора на полке.
– Видите, любопытное продолжение: шлейфовый осциллограф. Еще один рычаг, электрооптический. Увеличение можно поднимать до миллиона раз.

В миллион раз! Вместо рисующего пера поставили в конце прибора маленькое зеркальце, которое под влиянием тока слегка поворачивается и пишет световым лучом по фотопленке - распускает этакий шлейф. Все области теперь объединились в приборе: и механика, и электрика, и оптика. И вот результат - увеличение до миллиона раз. Роскошный, длинный шлейф, украсивший комбинированный прибор.

А ведь это надо понять, что несет за собой такое увеличение. Миллионная доля миллиметра становится доступной для записи. Величина, с которой имела дело до сих пор лишь физика световых волн и атомных процессов. Вон куда, в какой микрокосмос, подбирается своим осязанием этот прибор и вытаскивает оттуда на обозрение непостижимо малую поверхностную рябь.

Конец вполне достойный.

–  Конец?
– переспросил главный конструктор Георгий Иванович.

И вынул из ящика стола новенький датчик несколько измененной формы.

–  Раньше мы определяли только шероховатость поверхности, а теперь будем еще и… - он сделал рукой плавные движения в воздухе, - волнистость!

Под гладкой наружностью вещей бегут, оказывается, не только мелкие, частые гребешки, но и более крупные поверхностные волны. Мерным, широким

шагом своим вверх - вниз отражают они как бы биение пульса самой работы, те колебания в станках, что неизбежно почти возникают при всяком резании металлов. Второй профиль невидимки. Он тоже играет немалую роль в поведении деталей, и вызвать его наружу для изучения - одна из важных задач современной техники. Новый датчик, который показывал сейчас Георгий Иванович, и способен как раз чувствовать такие волны.

Ага! Вот где последняя точка, на которой можно остановиться.

–  Последняя?
– переспросил Александр Иванович.
– Не знаю, бывает ли она, - кивнул он в сторону, где Марк Вятич за монтажной панелью производил какой-то опыт.
– Видите ли, появились новые соображения. Схему прибора можно улучшить, расширить диапазон его показаний…

Он поправил зачем-то очки и продолжал так тихо, словно был не совсем уверен, что об этом нужно непременно говорить:

–  А потом.,. Подумайте сами, разве это уж очень хорошо? Процедура измерения. Опустить привод, отвести в исходное положение, наставить датчик, опять отвести, поднять привод… Все рукой да рукой. Прибор надо автоматизировать. Он все должен проделывать сам. А мы должны это придумать. Не сегодня, так завтра…

На заводе у главного конструктора уже происходили совещания совместно с цеховыми работниками. Уже не раз при этом накалялась атмосфера, и авторы прибора нажимали на представителей цеха, а представители цеха нажимали на авторов. «Точность, нам нужно выдержать точность», - твердили одни. «Не забывайте, какие у цеха возможности, надо считаться…» - твердили другие. Происходила передача прибора в один из цехов на серийное производство. Выпуск в десятках экземпляров, по заводской программе, - тогда и можно сказать, что прибор действительно существует: для нужд промышленности, для развития технический науки.

Итак, важный, окончательный акт, завершающий все поиски и всю историю того, как был создан такой прибор - передача в производство.

–  Окончательный?
– переспросил Клейменов и потянул меня в глубину конструкторского зала.
– А это?

На больших чертежных досках, поднятых, как паруса, проступали контуры какой-то новой конструкции.

–  Прибор в расчлененном виде, - пояснил Клейменов.
– Вместо общего сооружения на массивном столе - четыре портативных чемодана. Взял за ручку, перенес куда надо, распаковал и действуй, можно мерить. Сейчас продумываем на досках.

Так мне и не удалось найти, на чем бы поставить в рассказе последнюю точку. Я поставил многоточие: вступление прибора в жизнь продолжается…