Prognosis bona
Шрифт:
– Он в отдельной палате, - ответила ему Анна, сверившись с тем же списком. – У него зонд, поэтому таблетки ему дают постовые раз в день через систему питания, а уколы заменены капельницей. Он тут второй месяц в коме лежит.
– Я слышал, больше не будет, - пробормотал он и не обратил внимания на взгляд Анны. – Ему едва за двадцать, почему он в коме? Что с ним случилось?
– С мотоцикла навернулся. Брат ходил сперва в истерике каждый день, потом отчаялся и перестал, загядывает по выходным, - Анна вздохнула и посмотрела на время. – В кафетерий, что ли, сходить, пока никого нет. Ты загляни к нему, если хочешь, там всякому найдется, что посмотреть, - она подмигнула ему, а он непонимающе посмотрел в ответ. – Иди, иди, я пока позвоню в барокамеру,
Он пожал плечами и пошел по напралению к палате-одиночке. Через пластиковые «окна» он видел в других палатах родственников, сидящих понуро возле коек – они сидели у тех, кому даже Габриэль никогда бы не дал шанса на выход отсюда самостоятельно, а у тех, кто говорил и даже находился в сознании, никого не бывало. Об этом не говорили, но это было что-то вроде местного закона подлости – выживает тот, кто никому не нужен.
Наконец он остановился в самом начале коридора. Дурацкая сменная обувь, которую он купил сразу же в первом магазине, ненавидя по ним ходить, скрипела при ходьбе по чисто вымытому санитарками полу, зато костюм в такую жару был лучшей одеждой. Он натянул на всякий случай перчатки, что привык носить в кармане, после чего шагнул к реагирующим на движение дверям, не представляя, как парню не повезло оказаться в этом отделении с инсультниками глубоко за шестьдесят в большинстве своем.
Он не ожидал увидеть настолько молодого и сильного парня, обвитого проводами настолько, что его даже не стали одевать в больничную пижаму. На первый взгляд казалось, что он просто спал, да и кардиомонитор исправно передавал ритм здорового сердца, но ощущение отсутствующего сознания оставалось. Габриэль неуверенно подошел к огромной кровати со всяческими наворотами для поддержания тонуса мышц и удобства при уходе за лежачим больным вроде рельефного матраса и сложного механизма для подъема и спуска подголовника, после чего сел на стоящий рядом стул. Парень не дышал – за него это делал аппарат ИВЛ, с определенной частотой перекачивая шумно воздух механически. Когда-то он, вероятно, был довольно загорелым, но теперь кожа была сухой и заметно побледнела, а выступающие красивые мышцы на руках, вероятно, еще не атрофировались только благодаря приходящему физиотерапевту.
– Ненавижу свою работу, - вслух пробормотал Габриэль, хотя подумал про себя. Чувствуя себя в который раз за день невообразимо глупо, он постарался оправдаться перед этим парнем. – В смысле, они ничего не могут сделать, а уж я и подавно, - до сих пор он не говорил об этом никому, но парень, наверное, даже и не слышал. – Я бы никогда не пошел сюда работать. Я вообще в мед идти не хотел, пока Майкл не начал всю эту фигню с тем, что я очень безответственный, - как же долго это копилось в нем. Разочарование от первого дня, где не было крутых врачей-гениев, где не спасали жизни, потому что огромных библиотек медицинских все равно было мало, где должны были умирать молодые ребята, и никто не мог им помочь, хотя и знал, что так быть не должно. – Меня зовут Габриэль, - очень нужная информация парню в коме, конечно, но виной всему была патологическая болтливость Габриэля. За эти пять дней он разболтал каждого, кто мог говорить, и даже родственников тех, кто не мог, и из-за этого медсестры чаще всего направляли родственников к нему, чтобы он отвел в нужную палату и сказал им все, что успевал подслушать где-то.
Он принялся изучать лицо Винчестера. Запоминая черты его лица от скуки, он осознал, что оно, должно быть, когда-то было весьма живым и привлекательным. От этого Габриэль жарко покраснел и отвернулся, хотя Винчестер в принципе не мог на него посмотреть. Вместо этого Габриэль потянулся за картой, что лежала в специальном кармане в изножье кровати, принимаясь разбирать витиеватый почерк, почему-то с конца. Когда и эту ошибку он понял, он спешно перелистнул карту так, что из нее посыпались все плохо подклеенные результаты анализов. Чертыхнувшись, Габриэль упал на колени и принялся их собирать. В таком глупом положении его застал какой-то
– С ним что-то не так? – хрипло спросил мужчина, уже не парень, это Габриэль легко определил по внутреннему ощущению, смотря на него с беспокойством. Для приходящих родственников костюм на человеке уже автоматически означал, что этот человек что-то знал о болезни/диагнозе/прогнозе/где туалет, причем последнее ничуть не реже. Габриэль покачал головой, не зная, как сказать, что он тут вообще по идее санитар. – И ничего нового? – поднял брови мужчина, неуловимо похожий на того Винчестера, что лежал в коме, и Габриэль, не будь Шерлоком Холмсом, легко определил в нем того самого брата.
– Сегодня они говорили о том, что мистер Винчестер слишком долго лежит здесь без положительной динамики по неврологическому профилю, - о, он конечно уже разбирается, что в этом такого. Сообразив, что он просто стоит столбом посреди палаты и держит в руках карту, причем вверх ногами, он тут же повернулся к родственнику спиной и решил, что нужно изобразить какую-нибудь деятельность, поэтому он лихорадочно схватил за руку Сэма. Рука была холодной и безжизненной, однако пульс хорошо прощупывался. Тогда Габриэль понял, какой же он идиот – звук кардиомонитора совпадал с пульсацией под его пальцами… когда кардимонитор неожиданно запищал быстрее. – Что-то случилось? – тут же заволновался брат Винчестера, и Габриэль отчаянно ткнул в кнопку в изголовье кровати, надеясь, что Анна еще там. Ему самому было страшно, не потревожил ли он периферический катетер или еще чего, что привело к такой неожиданной тахикардии. Главное – не показать страх постороннему человеку, что-то похожее твердил Габриэль себе мысленно все то время, что потребовалось Анне, чтобы добежать до палаты.
– Неожиданная тахикардия, - сообщил он Анне, пытаясь взглядом сказать, что он в самом деле ничего не делал. Тем временем кардиомонитор пищал все быстрее и быстрее. Анна оттолкнула Габриэля от кровати, снимая с шеи фонендоскоп, после чего нажала кнопку на пейджере – прямая свясь с пейджером любого из дежуривших ординаторов. Мгновением спустя они начали прибывать в палату, шумно обсуждая причины подобного.
Габриэль просто отошел в сторону. Несмотря на предположения о том, что кровь в задней черепной ямке собралась в сгусток, попала обратно в кровоток и близка к закупорке сердца, Габриэль понимал, что все гораздо проще, и это все случилось потому, что он просто не свалил из палаты, как должен был. Анна оглянулась на него, отступив от доктора Кроули и подошедшего Сингера.
– Это не может быть оттого, что я его коснулся, я ничего не шевелил там, нет? – спросил он шепотом Анну, и та покачала головой, не удивляясь его вопросам. За это он Анну обожал – остальные медсестры давно бы над ним поржали. Успокаиваясь, он случайно поймал задумчивый взгляд старшего, вероятно, Винчестера. Ему стало неловко и он вышел из палаты, стягивая перчатки, которые опять не использовал, чтобы их выкидывать с чистой душой. Он не одних перчаток так и не выкинул, потому что за эти пять дней ни разу не колол и не помогал с кровотечениями. Он и крови то не видел.
Когда он сидел на посту, перебирая бланки для анализов и бездумно читая уже заполненные, стайка ординаторов во главе с Сингером, возбужденно переговариваясь, остановилась перед Габриэлем. Он поднял голову, натыкаясь на изучающий взгляд темных глаз ординатора-шотландца.
– Лист назначений Винчестера все еще здесь? – спросил он мягко у Габриэля, чтобы тот, не дай бог, не запаниковал, если не знает. Габриэль обшарил взглядом за секунду все полочки на посту – знакомых листочков в клеточку не было. Он покачал головой, понимая, что они смотрят на него, как на беспомощного червяка, однако когда он посмотрел в лицо шотландца, то не увидел привычного презрения к тем, кому явно было не суждено стать врачом. – Когда ты его вообще заполнял, Милтон? – неожиданно резко спросил он у полного доктора. Тот ответил гневным взглядом и посоветовал Габриэлю поискать получше.