Программа за Выживание
Шрифт:
— И что же у тебя еще для меня есть? — спросила, лукаво улыбнувшись.
Так мы провели час, болтая ни о чем и обо всем сразу, стараясь узнать друг друга получше. Оказалось, что мы с Костей обожали в детстве книгу «Алиса в стране чудес» Льюиса Кэрролла и мечтаем совершить подъем на Эверест. Было странно понимать, что мы с мужчиной настолько похожи и в тот же момент совершенно разные. Наши мечты, планы и желания — иногда идентичные, а порой совершенно противоположные, заставляли задуматься. Задуматься над тем, а какой Я вижу свою жизнь, если она будет разделена с кем-то.
— Я вижу, ты хочешь о чем-то спросить, но будто стесняешься, —
— Мне кажется, что тебе может не понравится то, о чем я хочу спросить, — вздохнув признался Костя, прикоснувшись костяшками пальцев к моей щеке, ласково поглаживая.
— Не попробуешь — не узнаешь, — улыбнулась ему, но в глубине души затаила дыхание. Что такого может спросить мужчина, что заставит меня разозлиться.
— Когда ты рассказала мне про договоренность с Изоновой, то упомянула своего отца, — осторожно начал Костя, смотря мне в глаза. — Ты сказала, что хотела доказать ему…
— Доказать, что могу что-то без его денег и связей, — кивнула, уже привыкшая к тому, что людям интересна не я сама, а мой отец.
Так было всегда, люди слышат твою фамилию и сразу задают вопрос: «А ты случайно не дочь…». Мне никогда не было стыдно за то, чья я дочь, очень горжусь своим отцом и его успехом. Дело лишь в том, что за фамилией есть живой человек, личность, Я, но зачастую люди не хотят этого видеть, для них важно лишь твое место, которое ты занимаешь на социальной лестнице. Печально, но это суровая реальность, моя настоящая жизнь.
— В чем состоит твой вопрос? — спрашиваю, чуть наклонив голову. — Кто мой отец? — усмехнулась, но Костя в ответ лишь недовольно нахмурился.
— Мне все равно кто твои родители, — покачал он головой, еще раз заставив убедиться меня в том, что я в нем не ошиблась. — Мне интересно, насколько важна для тебя эта фраза.
— Я люблю своего папу и очень горжусь его успехом, — сказала, потому что мне было важно, чтобы Костя понял. Мне не за что ненавидеть отца, не за что обижаться на него или считать врагом — он вырастил меня, делал и продолжает делать для меня все. Просто в один момент я поняла, что не готова всю жизнь жить в его тени и быть для всех дочерью Сорокина. — Когда двенадцать лет назад мама уехала заграницу, он посвятил свою жизнь мне и работе, поэтому мне не за что его винить. Он хороший отец, пусть я и не часто ему об этом говорю, — призналась, грустно улыбнувшись. Костя внимательно слушал, не сводя с меня заинтересованного взгляда. — Просто, в какой-то момент мне стало стыдно сидеть у него на шее и, по сути, быть никем. Моя лучшая подруга на тот момент вернулась из заграницы, где училась, и сразу стала работать в фирме отца, начиная с самых низов и тогда, смотря на нее…
— Тебе стало стыдно, — кивнул Горин, ободряюще мне улыбнувшись.
— Именно, — кивнула. — Поэтому я начала работать, учиться и делать то, что у меня лучше всего получается. Если честно, то сама до конца не верила, что смогу на этом зарабатывать, но профессия журналиста и курсы маркетинга дали мне стартовую площадку. Дальше все было намного проще, начинать ведь всегда сложнее, — улыбнулась, пожав плечами. — И, как не странно, папа всегда меня поддерживал, даже предлагал деньги для раскрутки, но я отказалась. А когда стало поступать все больше предложений о рекламе, появились новые проекты, то времени на отца совсем не осталось. На прошлый День Рождения он мне вообще целый канал купил, заставив меня взбеситься окончательно, — вздохнула, вспоминая свою истерику в тот вечер, сколько грязи я вылила на собственного отца, который хотел,
— Что случилось? — спросил Костя, сразу заметив смену в моем настроении.
— Вся желтая пресса, все телеграмм каналы и весь инстаграм начал гудеть о том, что моя популярность куплена богатым папочкой, а миллион подписчиков — накрутка. Все то, от чего я бежала почти год, работая не покладая рук, в один миг испарилось. Мне было настолько больно и неприятно, что… Мне так стыдно сейчас, — сказала, закрыв лицо руками.
— Ты говорила с отцом после той ссоры? — спросил Горин, гладя меня по голове.
— Мы созваниваемся примерно раз в неделю, папа всегда звонит первым, — вздохнула, поднимая голову с колен Кости и садясь к нему лицом. — Прошел почти год, а я так и не попросила у него прощения, — поджала губы, осознавая, какая я все-таки ужасная дочь. — Мы не виделись почти четыре месяца и не разговаривали месяц, — призналась, смотря в васильковые глаза. — Но я так по нему соскучилась!
— Тогда стоит ему позвонить, — произнес Костя, накрыв мою ладонь, которая лежала на клетчатом пледе, своей и тихонько сжал. — Просить прощение никогда не поздно, тем более у родного отца…
— Это твоя любимая фраза, да? — усмехнувшись спросила.
— Не понимаю, о чем ты! — наигранно воскликнул он.
Я засмеялась в ответ и потянулась к мужчине за поцелуем.
Глава 40
Лора Воскресенская, получив двенадцать лет назад документы о разводе, никогда не думала, что снова когда-нибудь выйдет замуж. И нет, не потому, что она разочаровалось в брачном союзе как таковом, а потому что, просто не верила, что когда-нибудь сможет полюбить вновь. После встречи с Оксаной Дмитревой в голове Лоры всплыли воспоминания об их первой встречи с Сергеем. Она помнила все в малейших подробностях, словно это было вчера: его коричневый кожаный пиджак, белозубая улыбка, серо-голубые глаза, словно грозовое небо, в которые она влюбилась без оглядки и слегка кудрявые каштановые волосы, который уже давно поредели, а виски окрасила седина. Воскресенской трудно было бы забыть их первое свидание. На скамейке, в Петровском парке, она прождала его больше часа, прежде чем он пришел с веточкой белых хризантем. А их первый поцелуй, его признание в любви и предложение выйти за него замуж…Лора помнила всё…
— Курьер привез твое свадебное платье, — равнодушно произнес Сергей Сорокин, выходя на балкон второго этажа, на который можно было попасть сразу из трех комнат: его спальня, коридор и комната Насти.
Лора сидела в одном из больших плетеных кресел, укрыв ноги пледом и пила чай, что стоял в молочной фарфоровой чашке с узором сирени на округлом бочку на стеклянной столешнице садового столика, идущим в комплекте с креслами. Мужчина сел в соседнее кресло, стоящее по другую сторону от стола и, бесцеремонно потянувшись за дымящимся в чашке бывшей жены чаем, сделал глоток и вернул чашку на место.
— Надеюсь, размер мне подойдет, — пожала плечами Воскресенская, даже не прокомментировав выходку бывшего мужа. Сегодня ее настроение оставляло желать лучшего — до депрессии, конечно, женщине было далеко, но апатия накрыла ее гигантской волной.
— Послезавтра у нас роспись в ЗАГСе, о каком «надеюсь подойдет», может идти речь? — нахмурившись спросил Сорокин у Лоры, которая со скучающим выражением лица смотрела на закат.
— Иногда одежда имеет свойство не подходить по размеру, Сережа, не знала, что ты этого не знаешь, — ответила ему Воскресенская, но без какого-либо кокетства или ядовитости, которые всегда присутствовали в ее голосе в момент их общения. Мужчина напрягся, его насторожило апатия и равнодушие Лоры, последний раз, насколько он помнил, все закончилось весьма плачевно…их разводом.