Программист и бабочка (сборник)
Шрифт:
К этому моменту Багдасарыч окончательно вошел в педагогический экстаз. По мере дальнейшего раздраконивания дивана, он гонял сайгака и в хвост, и в гриву по: типам раскладывающих диванных механизмов, видам крепежа, составам клея, породам дерева, режимам сушки… Он драл его за уши, если тот подавал не тот инструмент; отвешивал подзатыльники за «нечистое» произношение:
– Как это называл, сын осла?
– Пссатиж, мастер!
– Не «пссатиж», а «пяссатижжжьи», повтори!
– Пяссатиж… жь… жь…и, мастер!
– Русский учи, не поздно пока! Русский учи, Россия тэперь Родина твой! Учи когда живешь-приехал!
– Пяс… Пясатиж… жь…и-и, мастер! – почти захныкал мальчишка.
– Тьфу-плюнуть такой ученик! Лично! Бог видел…
Бред.
С другой стороны, когда же парню учиться, как не у клиента?
– Хозяин! Ко мне приходите!
– Что случилось? – вернувшись в прокуренную комнату, я желал только одного – банально дать Багдасарычу в морду.
– Обивку я удалял. Осмотр говорит: этот балка давал продольный трещину. Плохо.
– Ну и что? – я нехотя глянул в развороченные внутренности.
– Балка заменить будем. Через него весь диван держался.
– Ну, так меняйте, в чем же дело!!!
– Я спросил 150 рублей за работу? Теперь хочу 200. Лично! Пока балка делать, пока туда-сюда носить, вставлять-прибивать…
– Да и хрен бы с ним, двести – так двести. Из-за такой херни вы меня звали?
– Каком «херни», зачем выражались?
– Слушай сюда, мужик! Я тебя, твою мать, за ким хреном нанял? Диван делать или что?
– Диван… – губы мастера скривились от обиды.
– Ну, так делай, и не морочь голову! Вообще, сказочник хренов, не дергай меня! Не дергай, говорю, меня каждые три минуты из-за всякой ерунды. Доступно выражаюсь? Делай все тихо, – тут я перешел на зловещий шепот от еле сдерживаемого бешенства, – тихо, как мышка в норке. Чтобы тебя – ни слышно, ни видно! Чтобы ты со своим узбеком не шатался по всей квартире! У нас, родной, свои планы на сегодня были. У нас, родной, своих дел выше крыши. И мы не договаривались, чтобы мне полквартиры на уши ставили. Понял, ты, Макаренко недоделанный? И заруби себе на носу: я не нанимался тебе бегать за минеральной водой в магазин. И инструмент подавать – тоже не нанимался. А курить вообще – вон отсюда на лестничную клетку!
– Извините, зачем вы сердился?
– Чего-чего?
– Когда уважаемый мастер, ему таким тоном не говорят…
– Уважаемый мастер не клянчит у хозяина сверла, шурупы, штангенциркуль и электроотвертку. Он работает тихо и быстро, не доставая хозяев своими анекдотами. Сигарету, мать твою, затуши!!!
Однако мужик попался на редкость настырный. Волевой. Сигарета в руках задрожала, но он взял себя в руки. Уверенно и твердо произнес:
– Вы меня работать если приглашал, надо делать нормальные условия. Когда если работаю, я думаю-размышляю, как лучше, а как худше давать ремонт. За это, когда думаю, мне надо сильно курить-дымить.
– Какие еще условия? – Я прямо-таки задохнулся от возмущения. – Вы пришли в чужой дом! Здесь все условия ставит хозяин.
Багдасарыч с олимпийским спокойствием сделал еще одну затяжку, неторопливо прошел в сторону балкона, и принялся открывать шпингалет.
– Что вы делаете?
– Я иду курить из балкона. Еще. Я удивлялся, что вы так относился с гостями. Когда я гость, могу делать,
– Вы не будете курить на балконе, потому что он застеклен, потому что весь дым будет в квартире, потому что порядочный человек вообще-то спрашивает у хозяев разрешения закурить.
Багдасарыч невозмутимо вышел на балкон и принялся открывать фрамугу остекления.
– Если вы сердился, я даю открывать окно. Не надо так нервничаться. Еще. Первый раз с жизни я слушал, что надо делать разрешение. Лично!
– Затушите сигарету, вы что, не поняли?
– Ай, джян! Как тушить? Ара, как я работать буду? Э?
– Бля, да ты урод или кто? Мозгов что ли нет? Вон на лестницу!!!
Что-то в нем в этот момент сломалось. Он будто съежился, ссутулился, поник, губы затряслись. Мне, в общем-то, и самому было не по себе. Ведь он старше меня, фактически в отцы годился. Весь его вид являл собой какое-то внутреннее достоинство, глаза светились опытом и интеллектом. В каждом жесте сквозила… порода, что ли? Я привык уважать таких людей, особенно, когда они старше меня; я уступаю им в мелочах, причем уступаю хотя бы только из врожденного уважения младшего к старшему. Стыдно, невероятно стыдно повышать на него голос. Но он просто-напросто дожал, довел меня до кипения!
Что в нем поражало больше всего? Искренняя обида! Искренняя обида какого-то непонимания. В тот момент меня вывернуло от возмущения так, что я только фиксировал реакцию на мои слова, не придавая ей значения. Осознание пришло позже, на следующий день, когда, успокоившись, я анализировал эти совершенно странные события. Мне и раньше везло на встречи с неординарными людьми. Но такую искреннюю обиду я увидел впервые. Этот человек, безусловно, далеко не стеснительный, и в самом деле верил, что имеет право вести себя именно так. И был шокирован, когда ему объяснили, что он неправ. Разумеется, все мои действия воспринимались как агрессия и неуважение к нему.
Дрожащими руками Вазген Багдасарович пригладил рыжие, но уже побежавшие первой сединой волосы, потер мозолистой ладонью висок, и, тяжело вздохнув, незаметно просочился на лестничную площадку. На ученика даже не взглянул, стыдливо отвернувшись, а только откуда-то уже из прихожей произнес слегка надтреснутым голосом:
– Бог видел… Как мальчишка… На лестнице…
Вернувшись, он без единого слова прошел к дивану, принялся с ожесточением вывинчивать механизм. Работал молча, поджав оскорбленно губы. Печать смертельной обиды сквозила во всем его облике, жестах. Инструмент брал сам; ученик сидел, забившись в угол испуганной обезьянкой, глаза мальчишки были полны вселенской тоски. В воздухе разлилась вязкая, гнетущая тишина, и только гаечные ключи предательски звякали, нарушая ее всепоглощающее гипнотическое господство.
Ну и, слава богу.
– Давайте спокойно узнаем…
Я вздрогнул от неожиданности, едва не выронив справочник. Передо мной стоял прежний Багдасарыч. Глаза светились дружелюбием и желанием искать компромиссы.
– Давайте спокойно узнаем, какой на меня неприятный претензия. Мне все давали уважение, за то, что я – мастер. Профессия – не халва-чурек. Я старший, чем вы. На уважаемый мастер нельзя сказать: «Не кури, не говори». Стыдно… – он покачал головой.