Программисты реальностей

Ледов Кир

— Я все хотел спросить, — начал Радогор, — как ты вышел тогда к Старику?

— Сначала я попал на Белослава, а Старика я мало видел. Он несколько раз помогал с медитацией, объяснял кое-какие моменты, когда Белослава не было. А так я в основном трепал нервы старшему волхву. Кстати, — Яр повернул голову к Радогору, — если Белослав условно старший, тогда Старик…

— Это примерные деления, — ответил волхв. — наш самый старый, он правда старый. Никто не знает, сколько ему точно лет, когда и как он стал тем, кто есть сейчас. Несколько тысяч лет, это точно. Много даже для нас. Как правило, мы покидаем это мир все же раньше. Или погибаем в первую половину жизни

в бою, или уходим, когда миссия здесь выполнена, и пора идти дальше. Бывает и наоборот, — усмехнулся Радогор, — но редко. А он, даже не знаю точно. Словно не закончил что-то, или держит его здесь зачем — то. В дела общин почти не лезет, помогает советом, иногда и делом, если необходимо. Но все равно в стороне немного. И с ним в основном контактируют посетители с Рогланда. Что у них там, почему и как полностью неведомо. Знаем только, что крепок он по-прежнему телом и духом, и за дело наше всегда горой.

Сколько раз он вытаскивал совсем молоденьких парней и девчонок с передряг. Всегда с радостью возится с молодежью. Только времени у него мало совсем. Все главные заклинания, сложные и масштабные, все с его участием проходят.

А что с тобой то приключилось? Мы не так много общались, когда ты перед большим походом гостил у нас. Даже с детьми, внуками не успел тебя познакомить.

— Я после долгого сидения в городе, километров двадцать отмахал в первый же день, даже не особо заметил, — начал вспоминать Ярослав…

Парень бродил по осеннему лесу Карелии уже почти неделю. Шел на север без определенной цели или маршрута. Примерное местонахождение по карте и компасу он иногда сверял. Деревья сменяли деревья, одно озеро оставалось позади, впереди появлялось новое. Запасы сухпайка и консервов еще оставались, палатка, походные принадлежности и совсем немного вещей, на одну сменку. А больше ему и не надо было. Пробыв несколько лет сначала в Екатеринбурге, потом перебравшись в Москву, походы на природу любить он не перестал. А бродить, куда ноги вынесут, практиковал еще с детства.

Вот и сейчас шел от ночевки о ночевки. Останавливался у какого-нибудь водоема, благо в этой местности их навалом. Ставил лагерь и пытался, дыша свежим воздухом обуздать те самые «приступы», рвавшие изнутри. Глядя на костер, старался вызвать немного больше воспоминаний, чьи обрывки не давали покоя с самого детства. Отдохнуть все же у него получалось. Свежий воздух и отсутствие людей на нервы действовали благостно.

На пятой или шестой ночевке, у очередного озера, уставившись в небо у костра, Яр начал чувствовать, что вокруг что-то меняется. Недоуменно сел у костра, начал оглядываться. Вроде все тоже — самое, звуков посторонних нет, никто не мелькает рядом.

Присмотревшись еще минуту к окружающему и прислушавшись, он вдруг понял, что звуки стихли совсем. Ни птиц, ни ветра, ни сверчков. Ничего кроме собственного дыхания и легкого треска огня. И линия темноты за пределом круга света от костра стала чуточку плотнее. До этого, свет луны и звезд делали ее неоднородной, обычной. Теперь же волосы понемногу вставали дыбом, потому что Яр четко видел, как пелена мрака из привычного ночного становилась плотной, почти овеществленной стеной тьмы. В которой было не видно вообще ничего, ни очертаний кустов или деревьев, ни земли. Словно смотришь в матовый экран черного телевизора ночью. Стена отсекла его и костер от всего мира, и с округляющимися глазами Ярослав увидел, как она немного сдвинулась к нему. И вместе с нарастающим страхом пришел скрежет и странный вой.

Глава 16

Потом

появился ужас. Если до этого было еще терпимо, то теперь ледяные волны иррационального, дикого ужаса накатывали из плотной темноты. Раз за разом, все более погружая ледяные когти в самое сердце. Было ощущение, что воздух уходит из круга света, парню стало резко душно. На краю зрения метались тени по границе тьмы. Что-то невидимое, но невероятно могучее, сжимало кольцо силы вокруг костра.

Страх проникал все глубже. Парализовал волю и разум. И наконец добрался до сокровенной черты, которая есть в каждой душе. Когда эта невидимая струна внутри остается одна, и к ней подобрался дикий первобытный ужас, люди в этот момент делятся только на две категории: те, что поддаются и становятся сломанными скулящими безвольными куклами, и те, которые увидев самое дно кошмара, пропускают его мимо. Понимая, что это последняя черта и терять уже нечего, превращаются в берсерков.

Страх отшибает начисто, заодно вместе с мозгами, рациональным мышлением и другими признаками человека разумного. Их охватывает безудержная ярость, бесшабашная веселость и полное отрицание каких-либо правил. От чувства дикой свободы от всего этого и эйфории становятся неконтролируемыми. Правда и боевые качества падают вслед за остальным, но для Ярослава это было очень неважно в тот момент.

Схватив из костра ветку потолще, с горящим концом, он принялся с диким воем и улюлюканьем с дикой скоростью бегать вокруг костра, крутя вокруг себя огненные восьмерки.

— Ну давай, вылезай, — крик перешел в яростный хрип, — иди сюда. — хрип обратился шипением. Непроницаемая стена темноты оказалась вполне проницаемой, и Ярослав, споткнувшись, покатился по земле. Кувырком тут же встал и махнув пару раз для острастки вокруг себя горящей головней вернулся к костру и встал к нему спиной.

Безумный взгляд искал врага, дикий угар берсерка постепенно проходил, не найдя выхода. На его место заступала более холодная ярость. Какая-то часть его сознания в глубине оставалась нетронутой временным помутнением и понимала, что странный мрак никуда не ушел, а значит ничего не закончилось.

В этот же миг он увидел странную серую тень, при приближении к костру, обернувшуюся гигантской змеей. Та показала клыки, всего в половину локтя длинной. И уже в начале прыжка обернулась странной восьмиконечной пантерой с тремя глазами.

Может другой бы уже и свалился калачиком на землю, но Яр уже прошел ту черту. Теперь в нем кипело упрямство, замешанное не природном отрицании и ярости. С диким ревом он бросился на встречу чудовищу, замахиваясь все еще горящей палкой.

Когда он очнулся, то лежал на своем спальнике у уже почти прогоревшего костра, на востоке занималась полоса рассвета. С вполне ясной, на удивление, головой поднялся и огляделся вокруг себя. Рядом никого не было, произошедшее ночью он помнил смутно. Да и по ощущениям он не взялся бы сказать, было ли это на самом деле или нет. Произошло это час назад или год.

А у костра вдруг появился сидящий, казалось там уже давно, мужчина неопределенных лет в обычных потертых камуфляжных штанах, добротных ботинках и в вязяном сером свитере. Глядя задумчиво в огонь и улыбаясь чему-то в своих мыслях, он ворошил угли палкой. На них готовился завтрак.

— Ого, ты на Алёшеньку нарвался кажись, — проговорил Радогор.

— Вот это дикое чудовище, способное угробить роту здоровых мужиков не прикасаясь, вы назвали Алёшей, серьезно? Нет, правда?