Прогрессоры (Лестница из терновника-3)
Шрифт:
Круглую площадку перед самим входом в храм полунагие девки-служительницы, в одних широких алых штанах и коротеньких безрукавочках, еле прикрывавших нагую грудь, развратницы, которых богоотступники почему-то пускали в своё святилище беспрепятственно, выстлали белоснежным шёлком — стоящим, наверное, сотню золотых, а может, и две. Старая ведьма в венке из алых мальв на седых патлах, в широком платье цвета запёкшейся крови, расшитом сияющими багряными самоцветами, вышла из капища наружу, опираясь на высокий посох, увенчанный гранёным стальным остриём; её сопровождали воины в красном, сияющие надраенными медными панцирями. Два воина, обойдя белое
Она запела низким грудным голосом, и две девки вынесли из капища и вручили мальчишкам странное оружие крияна — длинные и очень узкие мечи, лезвие шириной меньше, чем в два пальца, четырёхгранное. Не резать и рубить, а царапать и колоть — гнусное ритуальное оружие богоотступников.
Толпа хором подхватила песню ведьмы — а может, молитву демонам крияна — и мальчишки вышли в белый круг, чтобы начать своё нечестивое действо.
Говорили, что жестокие дьяволы крияна жаждут кровавых зрелищ, поэтому сражающиеся должны обязательно ранить друг друга. Может, поэтому им полагались мечи, которыми сравнительно легко наносить поверхностные раны, не причиняющие серьёзного вреда: авось демоны не заметят и угомонятся. Хенту, придерживая повод верблюда, протолкался поближе к месту действа, чтобы понаблюдать за боем.
Всё-таки, нельзя отрицать, что варварская красота у этого действа была. Странная техника крияна выглядела чрезмерно изощрённой, декоративной, как танец, избыточной — но Хенту невольно любовался точностью и скоростью движений бойцов. Лёгкое оружие позволяло затянуть поединок — но не снижало накала. Толпа восторженно взревела, когда одному бойцу удалось впервые оцарапать своего соперника — алая кровь выглядела на белом, как цветочный лепесток. Невредимый боец оставался невредимым недолго — и вскоре белые рубахи крияна покрылись алыми брызгами сплошь. Фанатики вскидывали к небесам сжатые кулаки, орали, срывая голоса и швыряли горсти лепестков на запятнанный кровью шёлк под ногами бойцов.
Хенту смотрел, чувствуя невольное и слегка греховное возбуждение. Он задумался о том, как здорово выглядела бы крошка-крияна, если бы обрезать её после такой роскошной драки — и не уловил миг, когда мальчишка с оцарапанной и кровоточащей щекой выбил клинок у своего партнёра.
Меч отлетел с дребезгом — и храмовые девки тут же схватили его, чтобы вручить старой ведьме. Оставшийся без оружия рванулся вперёд, подбежал к своему сопернику, схватил его за руки, что-то говоря. Вооружённый сунул меч в руки служительницы, успел только кивнуть и потянуться вперёд — как воины храма подошли, чтобы оттащить побеждённого от победителя. Хенту, чувствуя нечто, очень похожее на жалость, смотрел, как побеждённого ведут к храмовым вратам — а он пытается упираться и оглядывается, и лицо у него отчаянное, и слёзы — а победителя держат, чтобы он не дёрнулся следом, а ведьма и весь языческий сброд поёт и вопит в экстазе, и кто-то плачет, а кто-то хохочет… Девки свернули и забрали окровавленный белый шёлк.
Храмовые врата закрылись за воинами, ведьмой и девками, которые утащили с собой предназначенного в жертву дьяволам — а на площади все успокоились. Рыдающего победителя увели его родители; старшие родственники разносили вино и раздавали пироги-сердца из больших плетёных корзин — Хенту взял штучку. Теперь бедолагу, предназначенного в жертву, на алтаре обрежет старая ведьма — а потом юную
Вот северяне — тоже язычники и тоже позволяют поединки, но не доходят же до такого изуверства… Будь Хенту Львом, он объявил бы войну Крияна, а не Кши-На, а победив богоотступников, запретил бы навсегда кровавые жертвоприношения. Нечего, потому что…
— Хенту, неужели это ты, брат?! — вдруг окликнул знакомый голос и вывел из задумчивости.
Хенту поднял глаза и увидел Винору, сотника Анну, старого товарища, с которым надеялся выпить вина, приехав в Данхорет.
— А! — закричал он весело. — Пялишься на обряды демонопоклонников, старый греховодник?!
Вид у Винору, впрочем, оказался не таким радостным, как Хенту ожидал. Лицо у старого вояки казалось осунувшимся и усталым, под глазами — синяки, а между бровей — глубокая складка. Он схватил Хенту за локоть и потащил с площади; верблюд покорно брёл следом.
— Послушай, брат, — сказал Винору, останавливаясь в узеньком грязном проулке, где не было никого, кроме облезлой баски, вычищающейся у подворотни, — уезжай из города.
— Что ты, брат, — удивился Хенту. — Я ведь только что приехал… Поговорить надо, брат.
— Надо, верно, — сказал Винору, нервно озираясь. — Слушай, брат. Ты ведь от… от нашего Анну, от Анну-Львёнка?
— От него, конечно, — улыбаясь, ответил Хенту, стирая с губ сладкие крошки. — Он послал меня сюда, поговорить с Налису, да и с тобой тоже. О деле.
— С Налису… — Винору покачал головой. — Налису — мёртвый.
Хенту отшатнулся. Адъютант Анну, боевой друг Хенту, был не намного старше его самого.
— Творец-Отец… войны-то нет… Он что, болел? Или убили… Жалость какая…
— Ох, нет, — Винору понизил голос. — Его голова… на лагерной ограде.
— Вот этого уж быть не может, — прошептал Хенту потрясённо. — Налису был из верных верный.
— Именно, — прошептал Винору совсем еле слышно. — Верный. Анну-Львёнку. А его теперь называют изменником. Нуллу приехал, Нуллу-Львёнок, Третий Львёнок Льва. Позавчера. Псы из его свиты убили Налису, а сам он теперь ищет измену. Анну-Львёнка Лев Львов приговорил к смерти вместе со всей его свитой. Я вот брожу по городу и думаю, вернуться мне в лагерь или лучше податься в пески, к дикарям — Тенгу-то убили и Чируту убили, только за то, что Анну-Львёнок их отмечал и за то, что они Налису были друзьями. А я — его сотник, а ты — его сотник, да ещё и был в его свите. Быть нашим головам на пиках, Хенту, как Творец свят. Говорят, он Львят Льва убил, а Льва Львов северянам продал.
— По крайней мере, наполовину враки, — сказал Хенту, еле проглотив колючий комок в горле. — А вообще — просто враньё и всё. Я Львят Льва только вот пять дней назад видел. Да и как Анну-Львёнку их убивать, если они — его братья? Подумай.
Винору погладил рукой рубаху у сердца.
— Прости мне Творец такие слова, брат, но Львята, хоть они и братья, друг друга… не говоря вслух… ну, ты понял меня.
— Мне-то ты веришь, брат? — Хенту обнял Винору за плечо, подтащил к себе, сказал в самое ухо. — Пятый Львёнок и Анну-Львёнок — как родные братья, а не как братья Прайда… теперь-то я всё понимаю. Я теперь точно понимаю, к чему всё клонилось. Война же с севером грядёт, так?