Прогулка по городу

Кларк Мэри Хиггинс

Лори, не отрываясь, смотрела на доктора Айовино. Вместо его лица она вдруг увидела лицо доктора Карпентера. «Негодяи! Инквизиторы!»

Грузный доктор Айовино, внушающий всем своим видом, что все в порядке и не стоит беспокоиться, сказал:

— Лори, сравнение подписи «Леона» с рукописными заметками в твоей работе говорит о том, что они написаны одной и той же рукой.

Знакомый голос крикнул: «Он не только психиатр. Он еще и графолог».

Лори встала.

— Дело в том, доктор Айовино, что я многим давала пользоваться этой машинкой. На мой взгляд, этот разговор

просто оскорбителен для меня. Меня просто поражает, что профессору Гранту могло взбрести в голову, что всю эту гадость написала я. Меня поражает и то, что вы пригласили себя обсуждать это. Моя сестра прокурор. И я наблюдала, как она работает в суде. Она бы разнесла в пух и прах подобные доказательства предполагаемой вами моей причастности к этим отвратительным излияниям.

Она швырнула ему письма через стол.

— Я жду письменных извинений. И, если это станет общеизвестным, как становится известным все, что бы ни происходило в этом кабинете, я потребую публичных извинений и опровержения этих немыслимых обвинений. Что же касается профессора Гранта, я считала его хорошим другом, человеком, на которого я могла положиться в трудной ситуации. Нет сомнений, я ошиблась. Очевидно, правы те, которые называют его «сексапильным Эланом» и болтают о том, что он флиртует со студентками. Я намерена сама сказать ему об этом и немедленно.

Повернувшись, она стремительно вышла из кабинета.

Занятия, которые вел Элан Грант, начинались в 15.45. Сейчас было 15.30. В любом случае она встретит его в коридоре. Уже поздно идти к нему в кабинет.

Когда Элан шел по коридору, она уже стояла и ждала его. Направляясь к аудитории, Грант вежливо здоровался со студентами, пока не заметил Лори.

— Привет, Лори, — по его голосу чувствовалось, что он нервничал.

— Профессор Гран, как вам пришла в голову нелепая идея о том, что эти письма написала я?

— Лори, я знаю, как тебе было тяжело и…

— И вы решили облегчить мои страдания, поведав декану Ларкину, что я в своих фантазиях сплю с вами? Вы в своем уме?

— Лори, не надо так. Посмотри, мы привлекаем к себе внимание. Может, нам лучше встретиться после уроков у меня в кабинете?

— Чтобы там мы могли раздеться, я увидела бы ваше великолепное тело и удовлетворила бы свою похотливую страсть? — Лори не заботило то, что проходившие мимо останавливались и слушали их разговор. — Вы отвратительны. И вы об этом пожалеете. — Она гневно выкрикивала эти слова. — Бог свидетель, вы очень пожалеете об этом!

Протиснувшись сквозь толпу ошеломленных студентов, Лори побежала в общежитие. Запершись в своей комнате, она упала на кровать, слушая кричавшие в ее голове голоса.

Один говорил: «По крайней мере, ты хоть для разнообразия постояла за себя».

Другой вопил: «Как Элан мог предать меня? Его же предупреждали, чтобы он никому не показывал эти письма. Он наверняка пожалеет об этом. Хорошо, что у тебя есть нож. Красавчику-болтуну больше никогда не придется беспокоиться из-за нас».

38

Сразу после воскресной передачи Бик с Опал вылетели в Джорджию. В тот вечер для

них там устраивали прощальный банкет.

Во вторник утром они выехали на машине в Нью-Йорк. В багажнике лежали их вещи, пишущая машинка Бика и канистра с бензином, тщательно завернутая в полотенца. Это был весь их багаж.

— Когда мы подберем себе дом, мы устроим там благотворительный культурный центр, — объявил Бик.

А до этого они поживут в номере в Виндхэме.

По пути Бик излагал Опал свои соображения.

— Я ведь тебе рассказывал о том случае, когда уже взрослая женщина кое-что вспомнила про своего папочку, и он теперь в тюрьме. Она вдруг отчетливо вспомнила, что происходило в ее доме и в фургончике. А вдруг Господь, решив испытать нас, помог Ли вспомнить отдельные моменты ее жизни с нами? Вдруг она начнет рассказывать о нашем загородном домике, о расположении комнат в нем, о маленькой лестнице наверх? Вдруг им каким-то образом удастся его найти и узнать, кто жил там в те годы? Этот дом являлся наглядным доказательством того, что Ли находилась там под нашей опекой. Что же касается остального, Ли несколько не в себе, никто никогда не видел ее с нами за исключением той кассирши, которая вряд ли сможет нас описать. Так что надо уничтожить этот дом. Так велит Господь.

Было уже темно, когда они, проехав через Бетлехем, добрались до Элмвилла. И, несмотря на это, они увидели, что за прошедшие пятнадцать лет так мало что изменилось. Обшарпанная забегаловка на обочине дороги, бензоколонка, ряд старых домиков с тускло освещенными крылечками, с облупленной краской и провисшими ступенями.

Избегая центральной улицы, Бик проехал оставшиеся пять миль до их бывшего дома окольными путями. Когда они были уже близко, он выключил фары.

— Не хочу, чтобы кто-то вдруг случайно увидел эту машину, — сказал он. — Вряд ли, конечно. По этой дороге никто не ездит.

— А вдруг мы наткнемся на полицию? — забеспокоилась Опал. — Вдруг они спросят, почему у тебя выключены фары?

Бик вздохнул.

— В тебе нет веры, Опал. Господь заботится о нас. Кроме того, эта дорога ведет только к нашему домику и к болотам.

Но возле дома он заехал за деревья.

Дом казался безжизненным.

— Интересно? — спросил Бик. — Хочешь взглянуть?

— Я хочу лишь поскорее убраться отсюда.

— Пойдем со мной, Опал. — Это прозвучало, как приказ.

Почувствовав, как ее ноги ступили на мерзлую землю, Опал взяла его за руку.

В доме, казалось, никто не жил. Он был абсолютно темным. Стекла были разбиты. Бик взялся за ручку двери. Она оказалась запертой. Но когда он надавил на нее плечом, дверь со скрипом подалась.

Опустив канистру с бензином на пол, Бик вытащил из кармана маленький фонарик и осветил комнату.

— Все как раньше, — заметил он. — Похоже, здесь не делали никакой перестановки. А вот то самое кресло-качалка, сидя в котором я держал Ли на коленях. Милое, прелестное дитя.

— Бик, я хочу побыстрее уйти отсюда. Здесь холодно, и это место всегда приводило меня в дрожь. На протяжении двух лет я жила в постоянном страхе, что кто-нибудь придет и увидит ее.