Прогулка по краю пропасти
Шрифт:
Оса сделала попытку подняться вместе с жертвой в воздух. Оторвала ее от земли. Тяжело пронесла на малой высоте метров десять. Не удержала, уронила. Женское тело глухо шмякнулось об асфальт.
Варе стало дурно от этого зрелища. Она инстинктивно захлопнула жалюзи, зажмурилась, отвернулась…
И в этот момент в гостиничную дверь раздался требовательный стук.
Они втроем – Саня, мальчик, барменша – сидели, закрывшись, в подсобке кафе. Здесь было полутемно. Свет проникал сквозь крошечное,
Подавальщица сидела на стуле, привалившись к плите, и непрерывно плакала, дрожа всем телом. Похоже, у нее был шок.
Зато мальчик чувствовал себя великолепно. Он залез на стол и ел мороженое, болтая ногами.
– Тебя как зовут? – спросил Саня, чтобы что-нибудь сказать.
– Ларик.
– Это как?
– Ну, Лариосик. Или Ларион.
– А с кем ты здесь? С родителями?
– Не. Предки мои в Венеции, – снисходительно бросил Ларик. – О-куль-тури-ваются. А меня сюда сослали. В Абрикосово. К бабушке.
– И где же сейчас твоя бабушка?
– Спит, – снисходительно бросил Ларик. – Она всегда все самое интересное просыпает.
– Что ж тут интересного? – слабо улыбнулся Саня.
– Ну, вчера дельфины к самому берегу приплывали. А сегодня вот – осы.
– Разве тебе не страшно было? Когда оса в кафе прилетела?
Мальчик пару секунд поразмышлял, потом рассудительно сказал:
– Нет, не страшно.
– А когда она прямо над нами кружилась? Я и то боялся!..
Лариосик опять подумал и признался:
– Нет, тогда, в тот момент, все-таки немного страшно было. Но я знал: если лежать и не шевелиться, оса на тебя не нападет. Это мимкирия называется…
– Может, мимикрия? – улыбнулся Саня.
– Ну да, мимикрия. У меня иногда слова путаются, которые я в жизни не слышу, а только в книжках прочитываю… Жаль, что у меня футболка была не под цвет пола, на котором мы с вами лежали. Поэтому у меня получалась неполная ми-ми-кри-я.
– Зато у меня спина была под цвет пола, – усмехнулся Саша.
– Это да, – рассудительно согласился мальчик. – И вы очень хорошо не шевелились. Совершенно! Я никогда не шевелюсь, когда оса в комнату залетает. И меня они никогда не кусают. А девчонки начинают: «Ой-вой-вой, оса!» – вот они их и кусают. Они потом начинают орать и мамашам жаловаться. Как будто их мамаши над осами – начальники.
Пока шел этот разговор, подавальщица постепенно перестала рыдать, а затем стала прислушиваться к их диалогу.
Потом улыбнулась.
– Вы не стесняйтесь, – радушно сказала она, обращаясь к парню и мальчику. – Кушайте здесь все, что хотите.
– Да мы и не стесняемся, – улыбнулся Саня. – Вон Ларик уже мороженое съел.
– Я, если что, сама заплачу.
– Да мы и сами можем заплатить.
– Или недостачу на ос спишу.
– Правильно, – весело откликнулся Саня. – Будем считать, что это они все съели.
– Тогда запомните, – строго сказал
– Как это «нектаром»!.. – заспорила барменша. – А как же…
Голос ее осекся, и глаза наполнились слезами. Очевидно, она вспомнила жуткое зрелище, когда перед порогом кафе гигантская оса умерщвляла несчастную женщину.
– Я уже говорил, – строго сказал Ларион, – животную пищу осы не едят, а па-ра-ли-зу-ют, чтобы доставлять ее затем своим личинкам.
– Тогда мы будем шашлык на личинок списывать! – весело сказал Саня, чтобы отвлечь барменшу от очередного потока слез.
Подавальщица сквозь слезы улыбнулась, а мальчик прямо-таки зашелся смехом.
– Интересно, а водку пчелы пьют? – бросил в пространство Саня.
– Водку не водку, а пиво точно пьют, – немедленно в тон ему откликнулась барменша.
– И мне почему-то кажется, что они предпочитают тверской «Афанасий», – поддержал ее Саня.
Лариосик скорчил гримаску. Дело явно шло к выпивке, и на лице его читалось: «Что вы, взрослые, за люди!.. По любому поводу обязательно тянетесь к бутылке!..»
И тут в запертую дверь подсобки яростно застучали.
Сергей Александрович вольготно расположился в кресле у журнального столика. Варя уселась на диванчике, спиной к окну.
Жалюзи были закрыты, и оттого в гостиничном номере стало полутемно. Из-за окна доносился приглушенный стеклопакетом рокот автомобильных моторов. Те курортники, у которых имелись собственные средства передвижения, в панике покидали Абрикосово.
Лицо Сергея Александровича выглядело усталым. Под глазами залегли тени. Было похоже, что он не спал полночи. Варя тоже сегодня не спала полночи и с досадой думала, что смотрится она на твердую двойку: ни грана косметики, кое-как расчесанные волосы, вчерашняя майка, пропыленные штаны.
Сергей Александрович, напротив, гляделся щеголем – причем щеголем совсем не курортного, а столичного пошиба. Его прическу украшал пробор-ниточка. Наряд его состоял из белейшей рубашки с короткими рукавами, брюк с идеальной стрелочкой и ослепительно черных туфель. Оттого что ее московский руководитель выглядел так импозантно, Варина досада на него только росла и росла.
«Он меня подставил! – злобно думала она. – Меня уже три раза здесь, на юге, могли убить. И все, получается, из-за него и из-за его задания. Позавчера – перерезанный тормозной шланг в машине. Вчера – эта ужасная «биостанция». Слава богу, мы оказались нужны полковнику Бурдакову. Нужны – как парламентеры. Как посредники в переговорах с властями. А если бы нет? Тогда живыми нас с Саней оттуда не выпустили бы… А сегодняшние осы! Какое счастье, что я долго с утра спала и не вышла, как Саня, на улицу!.. И во все это – во все! – меня втравил он, этот чистюля Сергей Александрович!»