Прогулка под луной

Знаменская Алина

На пороге появилась старшая дочь Зотовых, Танюшка.

Она вытаращила на них свои карие, как у матери, глазищи и молчала.

— Ты что-то хотела, Тань?

— Тетя Маша, вас мама зовет. Там тетя Катя пришла. Она вашу Альку в городе видела.

Девочка помялась и, то и дело оглядываясь, побрела к выходу.

Только хлопнула дверь в бане — Денис и Маша вскочили и стали одеваться, как в соревнованиях на скорость. Одновременно кинулись к двери и столкнулись на лестнице. Денис остановил девушку, взял в ладони ее лицо и несколько раз поцеловал.

Маша провела пальцами по его жестким волосам.

Они влетели

в дом, когда Инна поила соседку чаем. На столе стояла банка с кремовой густой сметаной и тарелка с рыхлым белоснежным творогом. Инна улыбалась. «Хороший знак», — отметила Маша.

Катя скользнула ленивым взглядом по Маше и откровенно плотоядно оглядела Зверева: его голые загорелые плечи, грудь. Затем бедра, туго обтянутые джинсами. Маша покраснела — Зверев успел натянуть только джинсы.

— Ну что же вы молчите, Катя? — наконец не выдержала Маша. — Мы тут два дня с ума сходим…

— Глядя на вас, этого не скажешь, — заметила Катя, не отрывая глаз от Зверева. — Выглядите вы прекрасно…

— Где она? — Зверев ухватился рукой за спинку Катиного стула так, что тряхнул его.

— Я сегодня поехала молоко продавать, — невозмутимо прихлебывая чай, начала Катя, — быстро продала и пошла сепаратор купить. У белорусов. У них дешевле.

Зверев сверлил ее взглядом, и это Катю вдохновило. Она расправила грудь, погладила себя по животу и продолжала:

— А к стоянке идти — смотрю: народ. Там народу быть не должно — базар кончается. Там цыгане своих детей рассаживают с разными табличками. И мужик хромой на балалайке играет. Но чтобы толпа собиралась — этого нет. Я подошла посмотреть. С сепаратором я близко-то не смогла пролезть, но разглядела: ваша девчонка там стоит и поет. Я ее по собаке узнала. У нас тут таких псин не держат: голая она, зимой замерзнет, на цепь не посадишь. Так, баловство одно.

— Что же вы не привезли ее? — не выдержала Маша. — Взяли бы за руку и…

— Какая ты шустрая! — огрызнулась соседка. — Возьми ее за руку. А собака? Она близко не подпускает. Народ стоит, песенки слушает, но на расстоянии. А деньги в шляпу кидают.

Зверев схватил Машу за руку и выволок на улицу.

— Может, поехать с вами, показать? — подпрыгнула Катя.

Инна удержала соседку за руку: «Сиди. Найдут».

В райцентр домчались за двадцать минут. Миновали барахолку и прямиком направились к автостоянке. Альку увидели издалека — она стояла на асфальтовой площадке, предназначенной для торговли поношенным товаром и железками и теперь свободной.

Вокруг нее стояло человек двадцать зрителей. Поодаль, шагах в десяти друг от друга, расположились конкуренты: цыганка с младенцем, пацан из электрички, пенсионер с балалайкой и две нищие бабульки. Конкуренты страдали черной завистью и бросали недовольные взгляды в сторону Алькиной толпы: выручка неумолимо утекала к новенькой. У Алькиных ног, упираясь носом в край соломенной шляпы, лежала Шейла, сомлевшая от жары.

Зверев наблюдал за дочерью, ничего не предпринимая. Маша хотела было выйти из машины, но он остановил ее. Опустил стекло и подъехал ближе. Теперь хорошо было слышно звонкое детское сопрано, выводившее что-то призывно-жалостливое.

Маша опустила стекло со своей стороны.

Ангел мой! Не улетай на небеса,

Будь со мной и научи меня молиться…

выводила

певица, глядя поверх голов своих зрителей, в бледное линялое небо с застиранными облаками.

Узнаю твои шаги, а голос снится…

Лица зрителей были сосредоточенны, многие — полны сострадания. В детской соломенной шляпе меж медяков торчали бумажные купюры, одиноко, но гордо зеленел доллар. Кто-то положил недалеко от шляпы пирожок. Шейла неторопливо поднялась, оглянулась на свою маленькую повелительницу. Та кивнула, не прерывая пения. Собака аккуратно подхватила подачку, принесла к шляпе и, зажав в лапах, принялась есть. Зверев опустил голову к рулю, по плечам его пробежала судорога. В таких случаях непонятно — плачет человек или смеется. Маша сидела не шевелясь. В голове было пусто как в барабане. Ну и что делать? Отругать? Расплакаться? Кинуться обнимать: нашлась, живая… Маша начинала злиться. Ребенок убегает из дома, добиваясь того, что близкие ему люди, вчера еще враги, бросаются друг другу в объятия. Что это — хитрость? Мудрость? Случай? Интуиция? Так или иначе, эта бестия добилась своего.

Маша слегка злилась, но на бурные эмоции не было сил: сказались две бессонные ночи. Маша покосилась на Зверева. Он давно уложил голову на руки и задумчиво глядел на Машу, слушая жалостливую песенку дочери.

— Как поет, поросенок! — улыбнулся он, не решаясь прервать концерт. Первая их заметила Шейла. Совершенно неожиданно для зрителей собака бросила свой пост и помчалась к машине.

Она принялась скулить и повизгивать, узнав хозяйку, подпрыгивать, норовя лизнуть в лицо. Маша открыла заднюю дверь, и псина нырнула внутрь салона.

Алька обернулась и мгновенно покраснела как редиска. Подняла шляпу с деньгами, раскланялась и, секунду помявшись, поплелась к машине.

Зрители с интересом наблюдали за происходящим.

— Вот оно что! — раздалось из толпы. — Вон как теперь деньги-то зарабатывают! Научились!

— Ребенка на жару попрошайничать выставили, а сами в машине отсиживаются!

— Морды бесстыжие, ребенка бы пожалели!

Очень быстро отдельные выкрики переросли в митинг — масса негодовала.

Конкуренты побросали свои рабочие места и подтянулись к толпе.

Маша поспешно подняла стекло. Оставаться здесь дольше было опасно. Зверев повел машину мимо разбушевавшейся публики. Кто-то попал в заднее стекло огурцом. Алька сидела рядом с Шейлой, не поднимая глаз. Все молчали. Наконец виновница суматохи не выдержала:

— Ну, ругайте уж.

Денис взглянул на дочь в зеркальце и промолчал.

— И не сомневайся, — отозвалась Маша, — ты свое получишь.

Денис покосился на Машу, пряча улыбку.

— Как вы думаете, Машенька, какое наказание заслуживает этот ребенок?

— Домашний арест! — не раздумывая выпалила Маша.

— Я бы добавил трудовую повинность — клубнику полоть.

— А чё ее полоть, — незамедлительно встряла Алька, — она уже кончилась.

— Вот и хорошо, что кончилась. Полоть ее в самый раз таким беглецам, как ты. Кстати, где ты ночевала, хотели бы мы знать?

— У бабушки одной. Она семечками у перехода торгует.

— Ясно.

Алька уже отлепила глаза от пола и, для приличия сдерживая рвущуюся наружу улыбку, посматривала на Машу и Дениса. Она догадалась, что гроза миновала, и теперь не знала, как совладать с возбуждением.