Прогулки с бесом, или "Gott mit uns"!
Шрифт:
"…когда немцы увидели, что налетевшую советскую авиацию им не отогнать, и что бомбёжка ничего хорошего находящимся на станции не обещает, то немедленно последовала команда::
— "Всему персоналу и пособникам из числа бывших советских граждан, немедленно проследовать в укрытия! Шнеллер! Всё гибнущее в огне никак не может сравниться с жизнью человека! Спасайтесь"! — чего иного от них было ждать? Мораль-то чужая…
Эшелон с подарками — под угрозой, бочки с бензином вот-вот загорятся… Если будут гореть в горловинах — пол беды, а если какую пробьёт
И тогда бывшие "советские граждане", а ныне вражеские прислужники, сказали хозяевам:
— Берёмся спасти ваше добро на условиях отчуждения (присвоения) определённого процента добра в нашу пользу! Только не мешайте!
— Gut! — ответило железнодорожное начальство и полностью предалось делу спасения собственных жизней.
"Каждому — своё!" — вражеские приспешники предались куда более нужному и полезному делу, чем спасение собственных жизней: спасали добро из "подарочных" вагонов. О, сладостный миг!
— Подозреваю, что немецкое начальство не говорило "хорошо", оно было лишено соображения: советская авиация не позволяла о чём-то ином, помимо спасения жизни, думать. О каких подарках вести речь!?
Пожалуй, что получение "добро" от немецкого начальства на "разбор" разбитого советской авиацией эшелона с подарками — вымысел, придумка Фантастика. Она не моя, и не отцова, а бесовская!
Наибольшую опасность для станции представлял состав из цистерн с бензином. Были вагоны с боеприпасами — неизвестно, но, пожалуй, "нет": после окончания налёта всё затихло. Будь там снаряды, так те бы рвались не враз, а с продолжением. Долго и нудно и в своё удовольствие. Порциями.
Что первым делать в ситуации, когда бомбы ложатся в опасной близости от бочек с бензином? Ну, ни то, чтобы много бочек, но были? Сколько цистерн нужно, чтобы огненное веселье многим укоротило жизнь? Правильно: нужно цистерны с бензином, одна из которых начала гореть, вытянуть за пределы станции и обмануть авиаторов:
— Долбите чистое поле! — авиация военных лет бомбовой груз сыпала на результат, а такой был один: обширный огонь внизу. Что тогда могло ярко гореть? Военная техника и горючее к ней. Тогда и родилось:
— "Добавим огоньку"!
— Бесяра, чтобы нас не ругали "за наглую ложь о славном прошлом", то давай, хотя бы в мелочах, будем правдивы?
— Давай. В чём правду ищешь?
— В бензине. В каких ёмкостях бензин перевозили?
— В цистернах. Потом разливали в бочки по двести литров. На станции был наливной состав, вот его и поджигай.
— Весь?
— Нет. Одну бочку, третью от "хвоста"…
Горел ли наливной состав, или только собирался гореть — мне об этом ни тогда, ни позже никто не рассказывал. Поэтому все последующее может оказаться вымыслом двух позиций: бесовской и моей. Бесовская ложь — основная.
Как писать о том, чего не видел? На станции в ночь перед Сочельником не присутствовал, остаётся одно: верить бесу…
— Я присутствовал. Мало?
— А, может, всё, что
— Возможно. Почему бы и нет?
Бесовских измышлений, разумеется, больше. Есть и оправдание: если врут "большие" деятели кино, то почему бы не соврать и нам?
Приступим: если горела "голова" наливного состава, то выполнить операцию соединения локомотива (паровоза) с первой бочкой было невозможно: высокая температура ничего бы из живого не подпустила к механизму сцепки. И опять "но": когда горит цистерна, полная топливом, то пламя будет над люком, а остальная часть цистерны не горит. Обычная керосиновая лампа, но большая! Когда цистерна выгорит до половины, то
смесь паров бензина и кислорода воздуха может дать взрыв, но и то не всегда. Не знаю, не видел и не представляю, как может гореть железнодорожная цистерна полная бензина:
— Бес, правильно написано о горящей бочке с бензином? Ошибок нет? Если мы не хотим выглядеть большими вралями, то подтверди, или опровергни?
— Так. Если бочка полная — спокойное горение, обычное. Точное сравнение с лампой, правильное. Процесс соединения углеводородного топлива с кислородом воздуха происходит в горловине цистерны жарко, но спокойно и содержимое бочки выгорает до тех пор, пока есть доступ кислорода.
— А как быть с кинематографическими взрывами ёмкостей!?
— Кино — оно и есть кино: опасен не углеводород, опасны его пары, их смесь с кислородом воздуха. Тогда держись! Учёт погибших ленивых и безграмотных соотечественников от взрывов пустых емкостей из-под жидких углеводородов никто не ведёт. Сообщения "Уголовной хроники" смотришь? Помнишь: "двое хороших, но слабоумных газосварщиков производили сварочные работы на пустой ёмкости… Скопившиеся пары топлива взорвались и тела долбоё… то есть сварщиков, с ожогами второй степени поступили в ожоговый центр…".
Следует упоминать нефтепродукт, что содержался во взорвавшейся ёмкости? Который чуть не отправил в "мир иной" двух хороших работников? Честные и хорошие были работники, но ленивые: нужно было водяным паром бочку перед работой наполнить.
— Не продолжай…
Главная опасность содержалась в бочках на колёсах, кои были страшнее бомб, сыпавшихся от советской авиации.
"Автомобильное и танковое топливо", что и до сего дня держат в бочках, ещё долго будет разливать вражду и войны…
Операцию по удалению бочек с бензином следовало выполнить быстро и без обсуждений. Вытянуть опасный груз за пределы станции, без просьб и приказов, взялся "вражеский пособник" с прозвищем "Медведь".
Трудились немецкие машинисты на русских паровозах — сомневаюсь: хватало специалистов из русских "предателей и коллаборационистов". Защищать отечество старого машиниста не призвали: или не годился по возрасту, или в военной суматохе о нём забыли.
— Эвакуироваться? Из родного дома? В такое время? Куда? Зачем? Кто и где нас ждёт?