Проходные дворы
Шрифт:
– Куда? – спросил суровый старшина.
Я предъявил ему пропуск в МУР, который мне выдали по распоряжению комиссара Парфентьева.
Увидев заветные три буквы, старшина козырнул и сказал:
– Проходите.
По ту сторону невесть откуда взявшегося оцепления, нас ожидал верный друг Полухин.
Надо сказать, что оцепление просто выручило нас, когда десятого числа начался «разбор полетов» и партийное начальство взалкало нашей беспартийной крови.
Мы с Федоровским твердо стояли на своем: вышли из колонны по малой нужде, а когда хотели слиться с коллективом, чтобы пронести портрет и лозунг по Красной площади,
Но это – через два дня, а пока вслед за нашим проводником мы спустились по Успенскому, на Петровке повернули и вошли под гостеприимную арку сада «Эрмитаж». Он был пуст и грустен: мерзли голые деревья, ветер волок по аллеям затоптанную осеннюю листву, пустые скамейки навевали горькие мысли об одиночестве. Но зато в перспективе осенних аллей, за неплотной сеткой ноябрьского дождя желтым дьявольским светом горели окна знаменитого кафе. Вот туда мы и поспешили. Уселись за столик и начали, как умели, согреваться.
А через полчаса в этот спасительный оазис ввалилась компания муровских оперов, сменившихся «с суток», во главе с Эдиком Айрапетовым.
Мы сдвинули столы и начали активно отмечать наступивший праздник. Потом компания стала редеть. Ребята из МУРа отправились к семьям, Юра Полухин и Женя Федоровский поехали продолжать ликование к своему другу, а мы с Эдиком остались за столом вдвоем. Мы были молоды, холосты и могли распоряжаться своим временем как нам заблагорассудится.
Когда вышли из кафе, дождь прекратился и пошел снег, аллеи и деревья стали сразу по-зимнему веселые. И народ в саду появился. Степенно гуляли пожилые пары, гостеприимно распахивались двери ресторана, пропуская компании наших веселых современников, у касс кинотеатра клубились молодые люди.
Навстречу нам от здания летнего театра шел статный, хорошо одетый, пожилой человек.
Эдик Айрапетов немедленно устремился к нему навстречу.
– Здравствуйте, Василий Васильевич, с праздником вас.
– И вас также, любезный Эдуард Еремеевич.
Пожилой человек с каким-то гвардейским шиком стянул с руки лайковую перчатку и протянул моему другу руку.
– Познакомьтесь! – Эдик представил меня.
Василий Васильевич ответил мне крепким рукопожатием, даже слишком крепким для его возраста.
– Мой друг, – сказал Эдик, – журналист. Он пишет о МУРе.
– Весьма похвально, – одобрительно сказал Василий Васильевич.
Мы перекинулись ничего не значащими фразами о погоде, празднике, общих знакомых. Прощаясь, Эдик спросил:
– А можно мы с тезкой зайдем к вам? Расскажете ему о деле Павленко.
– Милости прошу, – доброжелательно улыбнулся Василий Васильевич и откланялся.
– Кто это? – спросил я, когда мы вышли из сада.
– Гений, – ответил Эдик, – живая криминальная энциклопедия. О русских мошенниках знает все. Василий Васильевич работал еще в Московской сыскной полиции, потом в уголовно-разыскной милиции, потом в Центророзыске и всю жизнь занимался фармазонщиками.
Слышал, может, до революции был такой крупнейший аферист Купченко. Не знаю как, но в те годы он попал в Париж и там выдавал себя за крупного русского золотопромышленника. Короче, он начал обрабатывать одного безумно богатого американца и так запудрил ему мозги, что тот согласился вложить деньги в его дело и перевел на счет туфтовой фирмы несколько
Американец был страстным собирателем картин и однажды, придя к Купченко, увидел у него полотно, за которым долго и безуспешно охотился. Он предложил Купченко огромные деньги, но тот сказал, что не может продать ее своему компаньону, так как не уверен в ее подлинности. Тогда американец привел к нему крупнейшего специалиста, попросив атрибутировать картину. Тот посмотрел и подтвердил ее подлинность.
– Он, видимо, «зарядил» эксперта? – догадался я.
– В том-то и дело, что этот эксперт не стал бы рисковать своим добрым именем за деньги. Купченко специально познакомился с владельцем картины, и ему удалось уговорить его одолжить картину на один день. Каким образом – неизвестно. То ли оставил залог, то ли просто заболтал, но картина попала в его квартиру. После визита эксперта Купченко вернул картину хозяину, а копию продал американцу за баснословную цену. Миллионер вернулся к себе, повесил полотно на самом почетном месте в своей коллекции, а через несколько дней тамошние специалисты определили, что это подделка. Американец рванул в Париж. Но Купченко исчез, унося в клюве деньги, переведенные на расширение золотодобычи, и франки, полученные за картину.
– Его нашли?
– Нет, сыщики нескольких стран искали его. Но он где-то залег на дно. Интересно?
– Очень. Это тебе Василий Васильевич рассказал?
– Именно. А дело Павленко…
– А кто это такой, тоже дореволюционный персонаж?
– Все дело в том, что приговор по его делу вынесли всего четыре года назад.
– Крупный мошенник?
– Еще бы. Его расстреляли. Там было все.
– Что же он сделал?
– Создал липовую военно-строительную часть.
– Как это?
– Очень просто. Десять лет качал деньги у государства. Ордена получал, звания. А когда копнули, части такой в Красной армии не значилось.
Я, признаться, не поверил, зная, как свирепствуют в армии особисты. В мое время отвечать приходилось за каждый утерянный патрон, а тут – туфтовая воинская часть.
– Напрасно не веришь. Зайдем к Василию Васильевичу, он тебе все расскажет.
– А кто вел дело?
– Военный трибунал. Но тебе его не дадут, оно засекречено. Представляешь, ребята эти действовали десять лет, с 1942 года.
Мне надо было не материть издательского кадровика, а год как минимум в благодарность поить его водкой за то, что он вписал меня в свой славный список правофланговых. Иначе я никогда бы не услышал историю мифической воинской части. Но надо было на следующий же день подвигнуть Эдика на визит к старому сыщику. К сожалению, все мы умны задним числом. Я запутался в личной жизни и не попал к Василию Васильевичу.
Но фамилию Павленко запомнил. Разные люди рассказывали фрагменты этой удивительной истории. В кругах оперативников она приняла эпический характер. Одна информация исключала другую, но наконец я узнал об этом необычном деле. Рассказал мне о нем директор ВНИИ прокуратуры, профессор, генерал Игорь Карпец.
Девятнадцатого января 1982 года на своей даче № 43 в поселке Усово застрелился первый зампред КГБ генерал армии Семен Кузьмич Цвигун.
Двадцать первого января в газете «Правда» появился некролог, под которым не было подписи Брежнева, Кириленко и Суслова.