Прохоровское побоище. Правда о Величайшем танковом сражении

Замулин Валерий Николаевич

Этот замысел на тот момент был вполне осуществим и сулил успех. Уверенность Н.Ф. Ватутина основывалась не на эмоциях, как пишут некоторые авторы, а на трезвом расчете. Повторюсь, к исходу 9 июля, по данным разведки, на участке Грезное – Беленихино противник имел 250–300 танков, фронт располагал в три раза большим числом боевых машин плюс два полнокровных стрелковых корпуса. Предполагаемый район развертывания 5-й гв. ТА от Обоянского шоссе (цель дня 5-й гв. ТА и 5-й гв. А) находился на расстоянии 15–17 км, он был довольно ровным и позволял применить маневр подвижными соединениями, поэтому даже при жестком сопротивлении неприятеля столь сильной группировке двух гвардейских армий было вполне по силам преодолеть его за день.

Прежде чем начать изложение плана фронтового контрудара и хода его подготовки, хочу коснуться той непростой ситуации, которая сложилась в этот момент в управлении Воронежского

фронта и существенно повлияла на события 12 июля.

В адрес Н.Ф. Ватутина некоторые исследователи высказывают целый ряд критических замечаний и оценок, связанных с просчетами и недоработками входе подготовки контрудара. Зачастую они оказываются правы. Тем не менее нельзя перекладывать всю ответственность за такое большое дело лишь на одного человека, даже если он занимает столь высокий пост. Не менее важное значение для успешного результата любой работы имеет не только идея, но то, кто и как ее воплощает в жизнь. В процессе подготовки контрудара Ставкой была нарушена уже отработанная на практике технология подготовки столь масштабных мероприятий, из-за чего были допущены серьезные недоработки и ошибки в организационном плане. Значительная часть ответственности за это ложится на управление Воронежского фронта – основного помощника и исполнителя замыслов его командующего. Вчерне замысел контрудара был готов уже 9 июля, но его дальнейшая проработка шла с большим трудом. Парадоксально, но факт: начальник штаба фронта еще 6 июля убыл в штаб 69-й А и непосредственного отношения к ежедневной работе по подготовке контрудара не имел. В отсутствие С.П. Иванова его обязанности исполнял частично сам Н.Ф. Ватутин, а в основном начальник оперативного управления генерал-майор С.И. Тетешкин [196] . После войны Семен Павлович вспоминал:

«Курская битва еще раз подтвердила, что самым ответственным делом в работе штаба фронта являлась выработка решения, сводившаяся к претворению в жизнь замысла Ставки при умелом использовании сил и средств фронта. Этот процесс имел определенную последовательность. С командующим определялся общий замысел, и в деталях разрабатывалось ее решение. Последующую работу Н.Ф. Ватутин возлагал обычно на меня. С начальником оперативного управления и ответственными работниками штаба я готовил все необходимые расчетные данные и конкретные предложения, которые по мере готовности докладывались командующему фронтом, уточнялись и одобрялись им.

Для отработки специальных вопросов привлекались начальники родов войск и служб полевого управления фронта. В процессе принятия решения много полезных указаний и советов мы получали от представителей Ставки ВГК. Готовый план операции после детального рассмотрения в Ставке утверждался Верховным Главнокомандующим. И лишь после этого войскам ставились конкретные задачи, отдавались распоряжения и начиналась подготовка операции, осуществлялась перегруппировка войск, создавалось соответствующее оперативное построение, отрабатывались вопросы взаимодействия, материально-технического обеспечения, проводились командно-штабные игры, а если позволяло время, то и учения с войсками ».

Однако эта «технологическая цепочка», отработанная для подготовки крупных операций, при разработке контрудара 12 июля в полном объеме не могла быть использована. Причин этому несколько.

Во-первых, одной из главных особенностей подготовки любого контрудара является нехватка времени. Как правило, на всю подготовку отводится 2–3 дня, а иногда даже несколько часов. За такое короткое время выполнить весь перечисленный выше объем работы просто физически невозможно.

Во-вторых, в начале оборонительной операции изменились непосредственные обязанности начальника штаба фронта, и он не смог лично заниматься, как это было принято ранее, заботами штаба. «Верховный Главнокомандующий придавал большое значение руководству непосредственно на местах,  – вспоминал С.П. Иванов. – 6 июля, разговаривая с Н.Ф. Ватутиным по прямому проводу, И.В. Сталин приказал остаться на КП одному командующему, остальным распределили обязанности следующим образом: маршалу A.M. Василевскому встречать резервы – 5-ю гвардейскую и 5-ю гвардейскую танковую армии – и вводить их в сражение, Н.С. Хрущеву ехать на обоянское направление к генералу И.М. Чистякову, мне – на корочанское в 69-ю армию к генералу В.Д. Кручёнкину, а генералу И.Р. Апанасенко – на стык с Юго-Западным фронтом к генералу М.С. Шумилову.

Я сразу же отправился в Корочу, где находился до завершения сражения под Прохоровкой. На работе штаба это не отразилось, так как благодаря хорошо

налаженной и непрерывной информации командующий, его заместители, член Военного совета и я постоянно были в курсе всех событий, происходивших на фронте » [197] .

Трудно согласиться с генералом С.П. Ивановым. Отсутствие на своем месте такой важной фигуры в руководстве фронтом, как начальник штаба, несомненно, сказалось на качестве ежедневной работы штаба по управлению войсками в столь напряженный момент, – при вводе в сражение двух резервных армий. Особенно негативное влияние оно имело на разработку плана контрудара, процесс согласования его с армиями, а также решение вопросов информационного и материально-технического обеспечения войск. Вот отзывы двух командармов о результативности работы штаба фронта лишь по одному аспекту – информационному обеспечению нижестоящих штабов. «Армия вводилась в бой, а мы слабо знали обстановку, которая была на этом участке крайне сложной и напряженной,  – писал А.С. Жадов. – Информация штаба фронта в армии о действиях противника и о своих войсках от фронтового командования была нерегулярной… Такая информация была жизненно необходима, так как враг рвался еще вперед».

Ему вторил П.А. Ротмистров:

«Не имея полных данных о группировке противостоящего противника и его намерениях, 12 июля войска Воронежского фронта начали контрудар».

В этих высказываниях командующих гвардейскими армиями вовсе нет желания переложить ответственность на других, как сможет далее убедиться читатель.

Следует отметить также, что значительная часть вины за плохое обеспечение разведданными танковых войск фронта должен взять на себя штаб командующего БТ и МВ. За две недели до начала боев произошла смена командующих бронетанковыми и механизированными войсками фронта. На место генерала Н.И. Радкевича с должности командующего БТ и МВ 38-й А прибыл генерал-лейтенант А.Д. Штевнев и только знакомился с делами. Что же касается начальника штаба полковника Маряхина, то хотя он и находился в этой должности длительное время, но не смог наладить должным образом систематическую, продуктивную работу подчиненных структур в этом направлении. Я уже публиковал часть докладной записки начальника разведотдела штаба БТ и МВ Воронежского фронта подполковника П.И. Шульгина на имя командующего БТ и МВ РККА от 14 июля 1943 г., в которой излагались факты, свидетельствовавшие о крайне слабой работе штаба БТ и МВ по руководству разведкой, граничащей с безответственностью, и низкой требовательности к подчиненным штабам в отношении выполнения требований приказа НКО № 0072 от 19.04.43 г. о мероприятиях по улучшению разведдеятельности войск Красной Армии.

Основные недостатки, отмеченные в докладной, следующие:

– войска и штабы, в том числе и находящиеся в глубине своей обороны, не стремятся всеми способами добывать сведения о противнике, совершенно не занимаются изучением его обороны, особенно противотанковой. В результате танковые части и соединения при вводе в бой действуют вслепую и несут ненужные потери;

– командиры и начальники штабов не занимаются подбором и закреплением кадров командиров-разведчиков, не создают необходимых условий разведотделам и разведподразделениям для выполнения ими важнейших обязанностей по добыванию сведений о противнике, его составе, боевых возможностях и намерениях;

– командиры-разведчики зачастую используются не по назначению в самые ответственные моменты боевых действий.

Впоследствии, анализируя итоги летней кампании 1943 г., командующий БТ и МВ Красной Армии генерал-полковник Я.Н. Федоренко, указав на плохую организацию войсковой разведки как на одну из главных причин высоких потерь и невыполнения задач, потребовал:

«…3. Не допускать атаки частей без тщательной разведки местности, искусственных заграждений, ПТО и огневой системы противника. Командиров, пренебрегающих ведением разведки и действующих вслепую, привлекать к ответственности.

…7. Тщательно анализировать причины потерь личного состава. На основе анализа предъявлять жесткие требования ответственности командирам всех степеней за неоправданные потери» [198] .

Все эти проблемы и недоработки были определены еще задолго до Курской битвы и широко известны нашим генералам, несмотря на это, трудно назвать сражение или битву, в которой советское командование всех уровней в той или иной степени не игнорировало добытый кровью в боях опыт, не «наступало на те же самые грабли». И чем масштабнее были операции, тем потери от подобных просчетов оказывались выше.