Проигравшие победители. Русские генералы
Шрифт:
Небезынтересно, что красноармейцы отказались расстреливать боевых генералов: Н. В. Рузского и Р. Д. Радко-Дмитриева. Служили ли они под их командованием или были наслышаны о военных делах георгиевских кавалеров на фронтах мировой войны – этого никто не узнает. Казнь выполняли матросы из конного карательного «батальона смерти». Заложников сначала избивали резиновой плеткой, затем отрубали ноги, руки и лишь в конце – голову. Некоторых, в числе которых оказался Р. Д. Радко-Дмитриев, подбрасывали вверх и ловили на штыки.
Со слов свидетеля Тимрота, председатель «Чрезвычайки» Атарбеков в разговоре со Стельмаховичем, политическим комиссаром 2-й армии и неизвестным свидетелю лицом, сказал, что Рузского «я зарубил сам, после того, как он на мой вопрос, признает ли он теперь великую
Генерал Рузский, согласно показанию свидетеля Васильева, скончался после пяти нанесенных ему ударов, не издав при этом ни единственного стона. Как видно далее из дела, генералу Рузскому предлагали устроить побег, но он с чувством полного достоинства заявил, что совесть у него чиста и что поэтому у него нет основания спасаться бегством. Не хотел генерал Рузский спасать свою жизнь и при помощи сделки со своей совестью. Поэтому, когда большевистские главари Атарбеков и Кравец неоднократно приезжали в Новоевропейские номера и предлагали ему пост главнокомандующего советскими войсками, то генерал Рузский категорически отклонил это предложение и предпочел принять мученическую кончину от руки палача.
27 и 28 февраля 1919 г. была разрыта Особой комиссией первая могила, находящаяся в северо-западном углу пятигорского городского кладбища на расстоянии 19 саженей от западной стены кладбища и четырех с третью саженей от его северной стены. При экспертизе трупа № 6 в нем было опознано тело генерала Рузского.
В настоящее время в г. Пятигорске за оградой Свято-Лазаревского храма находятся два скромных надгробья, надписи на которых свидетельствуют о том, что здесь покоится прах двух активных участников Первой мировой войны: сына болгарского народа, посвятившего себя службе России, бывшего командующего армией генерала от инфантерии Р. Д. Радко-Дмитриева и кавалера трех Георгиевских крестов (4, 3 и 2-й степеней) генерала от инфантерии Н. В. Рузского.
Но на этом история захоронения жертв большевистского террора не заканчивается. В январе 2012 г. автор узнал из личного разговора с научным сотрудником Ессентукского краеведческого музея А. Н. Коваленко, что места погребений двух военачальников неточны. По ее словам, реальное захоронение могло быть на территории храма, в его ограде справа от церкви, либо вообще в другом месте. Неточность объясняется тем, что в 1919 г. во время расследования казни Особой комиссией некоторые из опознанных трупов были перезахоронены родственниками. Достоверных данных о захоронении упомянутых военачальников нет. Стилизация же захоронений условна и вызвана, со слов краеведа П. Н. Никитина, следующим обстоятельством. В 1960-е гг., во времена хрущевской оттепели в Пятигорск в рамках культурного обмена между странами социалистического лагеря стали приезжать делегации из братской Болгарии. Члены одной из первых просили представителей советской стороны указать место захоронения национального героя Болгарии Р. Д. Радко-Дмитриева. Политическая корректность определила необходимость искусственно создать место захоронения героя Болгарии вместе с его сослуживцем Н. В. Рузским в непосредственной близости от массового захоронения невинных жертв 1918 г.
В числе генералов, предпринявших попытку служить новой власти, оказались М. В. Алексеев и А. А. Брусилов.
В 1915 г. Николай II, став Верховным главнокомандующим, на должность начальника штаба Ставки избрал М. В. Алексеева. По многочисленному мнению военных и общественных кругов, стратегия русской армии с этого периода являлась стратегией М. В. Алексеева, хотя в своей основе по-прежнему была обусловлена военно-политическими требованиями союзников.
Пулемет на позиции
Обеспечение фронта всем необходимым
При этом следует отметить, что М. В. Алексеев не был искушенным политиком. Он, по наблюдениям сотрудника Ставки М. К. Лемке, находился в самом полном неведении относительно политических партий, группировок, течений, программ. А. Д. Бубнов полагал, что по своим политическим взглядам М. В. Алексеев, несомненно, принадлежал к либерально настроенной, честной и любящей свою родину части русского общества.
М. В. Алексеев изнутри видел порочность методов, применяемых Николаем II в управлении армией. Проявлялись они, в частности, в том, что командный состав армии был «совершеннейшей катастрофой», так как император персонально ставил на высшие должности военачальников, невзирая на отсутствие у них необходимых полководческих качеств, что неизбежно приводило к поражению войск в сражениях и к напрасной гибели огромных масс людей. Так, еще летом 1915 г. в должности главнокомандующего армиями Северо-Западного фронта М. В. Алексеев писал, что «…наш враг внутренний, наши деятели Петербурга… наша система…» не дают возможности для победы.
Исследователи считают, что попытка генералитета, в том числе и М. В. Алексеева, повлиять на высшую власть государства основывалась на обеспокоенности военачальников за состояние дел в обществе и в действующей армии. Так М. В. Алексеев в конце февраля 1917 г. стремился не допустить развала на фронте: «…на всех нас лег священный долг перед Государем и родиной сохранить верность долгу и присяге в войсках действующей армии».
Политические деятели «Прогрессивного блока», с которыми имел связь М. В. Алексеев, в первую очередь А. И. Гучков, с самого начала возлагали надежды на дворцовый переворот. Считалось, что только ценой отречения государя можно получить известные шансы успеха в создании новой власти, при этом строй должен был остаться монархическим. Относительно генералитета А. И. Гучков писал С. П. Мельгунову: «…никого из крупных военных к заговору привлечь не удалось».
Важно отметить, что при растущем неприятии личности Николая II дворянством, военной верхушкой, монархическая традиция в России оставалась по-прежнему сильной. М. В. Алексеев, хотя и находился в оппозиции к Николаю II, но оппозиции верноподданнической и, без сомнения, был горячим приверженцем монархии. Но при этом был совершенно чужим человеком в придворных кругах, к которым относился с предубеждением и от которых держался, возможно, дальше, не ища ни почестей, ни отличий, и был ярым антираспутинцем.
В подтверждение убежденности М. В. Алексеева в необходимости именно монархии как формы государственного правления, следует привести размышления о судьбе страны и армии, которые отражал его «всеподданнейший доклад» (неоконченный, без даты, по времени относится предположительно к осени 1916 г. – А. П.), находящийся в личном архиве. Упоминая о брожении в тылу армии и бездействии власти, он писал, что «…Народ не доверяет членам правительства, которые пренебрегают в полной мере общественной психологией… Народная молва не отделяет имя императора от деятельности правительства. Спасать имя своего государя, выделить его в вероятные кровавые часы нашей истории из среды дряблого правительства – священный долг каждого верноподданного». По нашему мнению, последняя фраза ясно дает понять намерение М. В. Алексеева не участвовать в свержении монархического строя в России, а «спасать» монархию.