Проигравший из-за любви
Шрифт:
Уолтер немного покраснел при таком замечании, в то время как Лу нахмурила лоб и прикусила нижнюю губу, пытаясь толкнуть под столом бабушкину ногу.
— Не надо говорить о плохих сторонах Жизни, миссис Гарнер. Я надеюсь, вы не считаете меня негодяем.
— Я всегда и во всем видела вас только с лучшей стороны, — сказала пожилая леди, делая последний глоток живительного эдинбургского.
— Тогда вы должны понимать, что ваша внучка будет в безопасности со мной. Я хочу дать ей всего лишь несколько часов свежего воздуха. Посмотрите какая она бледная.
— Я и сама чувствую желание прогуляться по свежему воздуху, — сказала миссис Гарнер, слабо вздохнув, —
Уолтеру стало неловко.
— Я уверен, моя уважаемая миссис Гарнер, что если бы вы пожелали проехаться с нами… — начал он, делая отчаянное предложение. Было страшно даже подумать, что старая женщина будет сидеть с ним в экипаже, он навряд ли смог бы посадить ее даже на заднее сидение в связи с тем фактом, что ее будет трясти и подбрасывать на мостовой. Он хотел быть наедине с Лу. Уолтер желал провести этот солнечный день среди сельской местности, заросшей бузиной и боярышником, рядом с широкой рекой. Он думал поговорить с девушкой о Шекспире, Китсе и Байроне, о картинах, о своих надеждах и будущем — обо всем том, что, казалось, бедная необразованная Лу понимает лучше, чем Флора Чемни.
К счастью, миссис Гарнер оказалась милостивой к нему.
— Нет, — сказала она, — лучше, если вы будете одни. Я буду вам только помехой. Кроме того, последние годы я так редко бывала на свежем воздухе, что это могло бы привести меня к головокружению. Пусть она поедет, побалует себя, молодость — время для веселья, — это было сказано с печальным вздохом.
Согласие было получено благодаря заботам Уолтера Лейбэна.
— Если завтра будет хороший день, я заеду за вами в одиннадцать часов, — сказал Уолтер.
Лу пыталась не показывать вида, как она обрадована. В конце концов, она решила, что его доброта была всего лишь жалостью.
Уолтер уходил довольный полученным разрешением. Идея завтрашней поездки вдохновляла его. Он был удивлен собственной радостью.
«Есть что-то свежее и необычное в ней, — думал он, — я думаю, за это она мне и нравится. А может быть, за то, что я не обязан любить встречи с ней, не должен думать о том, о чем только и думает Флора, которая, кажется, специально была создана с намерением выйти замуж за меня. Меня вообще удивляет, как это Ева послушала змея. Был ли это грех, или Адам оказался просто недалеким?».
Наступивший день был прекрасен, чист, настоящий летний день, который поднял настроение Уолтера Лейбэна до высшей точки. Конюх уже держал наготове карету для него, когда художник зашел во двор. Уолтер был достаточно умен для того, чтобы поставить ее там, а не рядом со своим домом на Фитсрой-сквер. Конечно, он не видел ничего предосудительного в своих поступках, но ему казалось, что будет лучше, если ни Марк, ни мисс Чемни не будут ничего знать об этой маленькой экскурсии.
Уолтер проехался по Войси-стрит, удивляя возившихся на улице детей своим великолепным видом: на нем был светло-серый плащ и белая шляпа. Лу была готова. Она надела красное шелковое платье, которое он ей подарил, чтобы доставить ему удовольствие. Черная шаль, данная на время миссис Гарнер для такого случая, ниспадала на ее покатые плечи, маленькая черная шляпка, оригинально украшенная различными ленточками, кокетливо сидела на ее черных волосах, которые были настолько пышными и красивыми, что не нуждались в особенной укладке. Отец Луизы, знавший о предстоящей экскурсии и не высказавший по этому поводу своего неодобрения, дал ей несколько пенсов на покупку новой пары перчаток. Результат таких приготовлений был ошеломляющим —
— О, вы выглядите лучше, чем Ламия! — воскликнул он, — а я думал, что вы были на вершине своей привлекательности, когда позировали мне. В вас сейчас больше жизни, красок. Я думаю, это от того, что вы счастливы. Бедное дитя, подумать только, что предстоящая поездка в сельскую местность может доставить вам столько удовольствия.
— Нет, не сама поездка, а то, что вы будете рядом, — ответила девушка почти непроизвольно.
Уолтер немного покраснел, так же, как тогда, когда миссис Гарнер сделала неаккуратное замечание по поводу совместного проведения времени молодыми людьми. Однако сейчас художник не сказал ни слова, предпочитая подготавливать лошадь к предстоящей поездке.
Они выехали из Лондона. Долгое время тянулись нескончаемой вереницей виллы, сады, дома, террасы, но когда они пересекли Хаммерсмитский мост, то оказались в деревенской местности. Уолтер направил экипаж к Шипскнм воротам в Ричмондский парк и поехал по пустынным аллеям этого удивительного места к Кингстонским воротам. Возгласы удивления срывались с губ Луизы, когда они ехали по этой местности: вот внезапно выскочил олень из зарослей папортника, над дорогой аркой изогнулись ели, прижавшись друг к другу, стояли Сосны, пихты и нежные лиственницы, среди которых, то там, то тут мелькало серое тело кролика. Все это было для нее так же ново, как жизнь и мир для внезапно ожившей статуи Пигмалиона.
Уолтер медленно ехал через парк. Глаз художника улавливал красоту и очарование весеннего пейзажа, но он хотел увидеть, какое впечатление может произвести это естественное обаяние природы на Луизу. До сих пор она не сказала ни слова, только беззвучно смотрела с открытым от удивления ртом, выражая свое удовольствие негромкими вскриками восторга, и, наконец, выразила свое мнение словами.
— Больше я не удивляюсь, — сказала она.
— Не удивляетесь чему?
— Китсу и Байрону. Они заставляли меня задумываться, откуда же берутся их прекрасные творения. Но теперь я знаю, что мир так удивителен, что нет ничего странного в том, что на земле есть поэты. Они не могли бы выйти из Войси-стрит.
— Поэт вряд ли бы мог быть поэтом, если бы не сталкивался лицом к лицу с действительностью. Для такого человека, как Крэб, материала для написания хватило бы даже на Войси-стрит. Так вы считаете, что мир прекрасен, Лу? А ведь Ричмондский парк — только маленькая часть того мира, который знал Байрон.
— Я чувствую, что как будто бы видела все, что видел он, — ответила девушка. — Когда поздно ночью я читала «Чайлд Гарольда», пока спала бабушка, читала не просто, а с упоением, мне казалось, что я нахожусь рядом с ним. Если бы вы спросили меня, на что похоже Лимэнское озеро или горы, или Рим, я бы не смогла ответить вам, но я ощущала все это так, как будто это было внутри моего сознания: вода, небо, теплый мягкий воздух — все предстало передо мной живым и ярким, как на картине.
— Это все сильное воображение, Лу. Весьма опасное дарование, — сказал Уолтер глубокомысленно.
— Разве? Хотя я действительно думаю, что была счастливее до того, как узнала поэтов… Мне действительно стало после этого грустнее, но это была тихая грусть, которая не жгла меня. Я могла спать, когда уставала и забывать мои неприятности. Не думаю, чтобы в эти дни мне снились сны. Но сейчас я чувствую беспокойство, в моем мозгу как будто лихорадка, и я хочу жить более прекрасной жизнью.