Проигравший получает все
Шрифт:
Андрея пригласили в комитет комсомола. Шел он туда с внутренней дрожью.
Благодаря «телеге» можно было не только схлопотать комсомольский выговор и остаться без стипендии, но, при неблагоприятном повороте, лишиться комсомольского билета и быть изгнанным из института.
К удивлению Велихова, в комитете его встретило не заседание в полном составе, но один парень, зам по культмассовой работе. Звали его Борис Барсинский. Все называли его Боб.
То был жилистый парень невысокого роста с сухими и определенными чертами лица и жесткими голубыми глазами.
Велихов не был близко знаком с Барсинским, но здоровался с ним издалека и относился уважительно. Ему нравился его тяжеловесный, слегка грубоватый юмор.
– Садись, – сухо кивнул Велихову на стул Барсинский.
Внутренне напрягаясь, Андрей уселся на краешек стула. Барсинский достал из папки милицейскую «закладушку». Прочитал ее, хмыкнул, а затем сложил, выразительно разорвал на четыре части и бросил в корзину. Андрей оторопел.
– Скажи, – вдруг доверительно спросил Боб, – а правда, что битлы приезжали в Москву?
– Это апокриф, – ответил Велихов (он был начитанным мальчиком), – ну, легенда. Не знаю, откуда она пошла. Может, от песни «Back in the USSR». Хотя сама композиция – просто своего рода продолжение «Back in USA» Чака Берри.
– Ишь ты, – уважительно сказал Барсинский. – А у тебя слова «Джизус Крайст суперстар» есть?
– Конечно. И три перевода.
– А знаешь анекдот: отчего битлы распались?.. Пол просыпается, гладит женщину: «Доброе утро, Линда!» – «Я не Линда, я – Йоко!»
Велихов вежливо посмеялся, хотя анекдот знал. Так они проговорили минут пятнадцать. Потом Барсинский вдруг стал развивать перед Велиховым свою идею.
Он предлагал организовать студенческий клуб. Чтобы, значит, вечерами студиозы не предавались бездумной травле своих организмов низкокачественным алкоголем. Чтобы собирались они в уютном помещении Дома культуры. При свечах будут попивать они сухое вино. А кто-то – «например, ты, Велихов» – будет организовывать им культурную программу.
– А что? – развивал свою мысль Барсинский. – Сперва ты им о разных там поэтах расскажешь. Или о кино: Тарковский-Морковский, Ахматова-Махматова…
Потом о группах. Как битлы собрались, где пели, с кем спали… Ну, а потом, на закуску, танцы.
Велихов выслушал Барсинского не прерывая. Ему безумно понравилась идея.
Он еле сдерживал себя, чтобы не закричать: «Да, да, я согласен!»
Вместо этого он осторожно спросил:
– А помещение? Аппаратура?
– Не ссы в компот. Все будет.
– А билеты, контролеры? Столики?
– Да не твоего ума это дело! Я же сказал: все будет! Ты мне культурную программу обеспечь! Сделаешь?
– Да нет вопроса! – ответил Велихов, подражая «комсомольскому стилю»
Барсинского, который был заразителен (как и его идея).
– Тогда заметано! Набросай
Велихов чуть не закричал: «А почему не завтра?», но сдержался и просто радостно кивнул.
Через неделю он пришел к Бобу с планом сразу пяти первых заседаний.
Барсинский внимательно прочитал скоропись Андрея. Ничего не сказал, но по его, как всегда, Довольно-таки непроницаемому лицу было все же заметно, что предложения Велихова ему нравятся.
Затем Боб спросил:
– А что с деньгами?
– С деньгами? – удивился Андрей. – Ты же сам сказал, что разберешься с помещением. И аппаратурой. А я готов работать забесплатно.
– Ты плохо знаешь музыку, – слегка нравоучительно произнес Боб. – А великий Шаляпин говорил, что забесплатно только птички чирикают… Как ты представляешь себе: каким образом мы будем реализовывать билеты на наши, э-э, заседания?
– Ну, не знаю… Через комитет комсомола, может… Отличникам учебы…
Активистам…
– Все правильно: отличникам и активистам. Но – за деньги. Как ты думаешь, рубль за билет – будет нормально?
– Наверно…
– Вот и хорошо… Тогда я прокачаю этот вопрос на комитете. Но это формальность. Они, конечно же, будут в восторге. А потом… Я возьму на себя помещение, билеты, охрану, аппаратуру… Ну, а ты, мой дорогой, готовь свою культурную программу. И в конце месяца объявим премьеру. Напиши, кстати, текст рекламки для многотиражки… Да, еще: как будем делить прибыль?
Андрей был ошеломлен. Он ни на секунду даже не задумывался, что его идея принесет какие-то там деньги.
– Н-ну, я не знаю… – замялся он.
– Предлагаю «фифти-фифти». Пятьдесят процентов мне, пятьдесят – тебе.
Не против?
– Пожалуйста.
– Только молчи об этом, понял? Как рыба молчи! Узнают – можно будет партбилет на стол положить. Понял?
– Конечно.
От Барсинского Андрей уходил с двойственным чувством. Он, с одной стороны, радовался, что его идея принята и, благодаря энергии и связям Боба, кажется, скоро воплотится. С другой стороны, одно упоминание о каких-то там будущих – наверняка левых! – доходах повергало его в ужас.
Он никак не мог даже предположить, что времена очень скоро поменяются.
И слово «доходы» перестанет быть неразрывно связано с эпитетом «левые».
Барсинский, кажется, это чувствовал.
Первое заседание студенческого клуба «Вектор» прошло через месяц.
Все было так, как задумывал Велихов: столики, свечи, сухое вино…
Сперва он рассказал о жизни и творчестве Цветаевой, с прочтением стихов и исполнением под гитару песни из кинофильма «О бедном гусаре замолвите слово»; затем – просветил собравшихся об истории знакомства и начале творческого пути «ливерпульской четверки» («продолжение следует!..»). После были танцы, которые вел опять же Велихов (термина «диск-жокей» тогда Даже в помине не было).