Проигравший получает все
Шрифт:
Ничего не оставалось делать, как пожать ее.
– Здравствуй, девонька, – чуть насмешливо проговорила Таня.
– Девочки, – увещевающе проговорил Дима. – Пойдемте на кухню, попьем чайку.
Он заметно смущался. Тане тоже было не по себе.
А пэтэушница чувствовала себя как рыба в воде.
– О, тортик! – вскричала она. – Люблю я сладенькое! Особенно перед сладеньким. Да, Димочка?
Дима еще больше смутился, не ответил и занялся чайником.
Таня без приглашения
Она кипела от возмущения. Она, конечно же, не ревновала Диму. Много чести! Собрался потрахаться с крошкой – ради бога! Но зачем было приглашать ее, Таню? Зачем ее, взрослую, богатую и почти замужнюю женщину, ставить в неловкое положение? «Я, может, только ради того, чтобы поговорить с тобой, прилетела из Франции – а ты не в силах разобраться со своей очередной потаскушкой! Хотя бы избавиться от нее к моему приходу!»
На кухонном столе стояли две недопитые бутылки пива. Валялись раскрытые пакеты из-под чипсов. Тарелками и стаканами здесь себя не утруждали.
У батареи примостились еще четыре пивные бутылки – уже пустые. «Эх, Дима-Димочка, – подумала Таня, – тряпка ты. Не можешь никому сказать „нет“ – даже этой ссыкухе подъездной. Был бы ты бабой – ходить бы тебе всю жизнь беременной! Да из тебя все кому не лень будут веревки вить. Вот поэтому-то я – не с тобой. Понял?»
Ярость Тани потихоньку улеглась. Она стала смотреть на эту ситуацию словно со стороны. Ей было весело наблюдать, как суетится Дима, тщетно пытаясь навести порядок на столе и в их отношениях.
– Олечка, порежь, пожалуйста, тортик, – сладко-сладеньким голосом попросил Дима.
– Пусть она режет, – мотнула головой пэтэушница. – Я не умею.
– А что ты вообще умеешь? – доброжелательно поинтересовалась Таня.
– Не твое дело! Не волнуйся! Что надо – умею. Получше тебя! Правда, Дима?
– Девочки-девочки, – невпопад проговорил Дима.
Эта Оля отчего-то имела над ним странную власть.
Таня резала тортик. Дура, еще выбирала, чтоб Димке понравился. Ей было смешно и стыдно наблюдать за девицей. Неужели Дима мог клюнуть на такое убожество?
– Ну, Димочка, – язвительно начала она, чтоб не молчать и хоть как-то уесть девку, – расскажи, над чем ты работаешь? Наверно, собираешь материал для очерка о трущобах? О детях городского дна?
Девица въехала в намек и ощерилась:
– Сама ты помойка!
Ну что ты будешь делать! Как с такой прикажете сражаться? Все равно, как если бы ты наносила изящный фехтовальный укол, а тебя в ответ – дубиной!
– Но-но, ты у меня потише тут! – Дима вдруг возвысил голос на девицу.
Та сразу сникла.
– И вообще! – вдруг выкрикнул Дима. – Шла бы ты лучше домой! Шалава!
Тут произошло
– Димочка! Миленький! – взмолилась она. – Не гони меня! Радость моя!
Хочешь, я извинюсь перед ней? Хочешь? Простите меня, госпожа хорд-шая!
Простите, солнце наше! Хочешь, Димочка, я ей ручки поцелую? Хочешь? – Она потянулась к Таниной руке. – Хочешь, мы тебя с ней вдвоем ублажим? Хочешь?
Таня с удивлением и брезгливостью наблюдала за этой комедией.
– Встань! – страшным шепотом проговорил Дима. – Заткнись!
Девица послушно уселась на табуретку. В глазах ее, устремленных на Диму, было немое обожание.
– Прости меня, Танечка, – сказал Дима. – Я не ждал ее и… и…
– Ладно, Димка. Я пойду.
– А чайку? Я налью!
– Ладно, дорогой. Я не люблю Достоевского. Разбирайся с ней без меня.
Она решительно встала и прошла в прихожую. Дима бросился то ли останавливать, то ли провожать ее.
– Простите меня, Таня! – пронзительно закричала из кухни девушка.
«Не люблю пьяных», – подумала Татьяна. В дверях она обернулась. У Димы был виноватый вид.
– Мы еще увидимся? – пробормотал он.
– Конечно – спокойно сказала она. – Но ты только смотри, предохраняйся.
Не дай бог гонорея.
И она захлопнула за собой дверь.
…Назавтра, в час дня, ее арестовали по подозрению в убийстве.
– …назавтра, в час дня, меня арестовали по подозрению в убийстве. В убийстве этой Ольги, – закончила свой рассказ девушка.
Я был потрясен. Вот в чем, оказывается, ее обвиняют.
Я видел репортаж об убийстве в «Дорожном патруле». В Орехове-Борисове девушку нашли мертвой на квартире у молодого человека. Значит, это была та самая Оля.
Она, помнится, лежала в кровати с перерезанным горлом. Рядом валялся окровавленный нож. Камера показала тогда перебутыренные окровавленные простыни.
В квартире, как я успел тогда заметить, был разгром. Дверцы стенки открыты. На полу валялись книги и бумаги.
В кухне разметались бутылки. На столе стоял порезанный, но не съеденный торт.
Так вот, значит, чей это был тортик.
Банальная «бытовуха», подумал, помнится, я тогда. Пьяная ссора.
Хозяин квартиры бесследно исчез, говорилось в репортаже. Правда, телевизионный корреспондент тогда ни словом не обмолвился, что пропавший – не кто иной, как известный журналист газеты «Молодежные вести» Дмитрий Полуянов.