Проигравший выбирает смерть
Шрифт:
Вырвавшись в открытую степь, Заколов остановил разогнавшуюся машину. Гремящая круговерть камешков в арках колес смолкла.
– Куда теперь? – тоскливо глядя в черную ночь, задал он сам себе трудный вопрос.
В глазах милиции он по-прежнему беглый убийца.
Голова устало склонилась на руль. Нина уронила вытянутые руки на его спину и тихо выла. Тихон не оборачивался. Из-под сжатых век сочились слезинки, он тщетно пытался с ними бороться. Внутри тела царило полное опустошение, и странным образом пустоту заполняла щемящая всепроникающая боль.
Впереди
Дальний свет сжался в габаритные огни, и Заколов разглядел желтую окраску милицейской машины.
Приехали!
Но ему уже было все равно, удирать никуда не хотелось.
Глава 82
Заколов равнодушно наблюдал, как у подкатившего УАЗика с водительской стороны с тихим металлическим скрипом качнулась на петлях распахнутая дверь. Ноги в милицейских форменных брюках по очереди ступили на землю, постояли, словно проверяя крепость почвы, затем послышался хруст крупных песчинок под невидимыми подошвами. Темная фигура подошла и остановилась около переднего пассажирского окна.
Нина давно затихла, только изредка ноздри коротким рывком пугливо всасывали струю воздуха, пытаясь удержать расплывающиеся сопли. Тихон тупо смотрел на желтый капот милицейского УАЗа. Путешествие длиной в четыре дня, похоже, закончилось.
Щелкнул замок открывшейся дверцы, под грузом усевшегося тела жалобно скрипнул дерматин сиденья.
– Ну, здравствуй, что ли, Заколов.
Голос показался знакомым. Где-то он его недавно слышал. Тихон повернул голову к милиционеру. Усатая физиономия старшего сержанта Федорчука, сдвинув брови, пристально вглядывалась в лицо Тихона.
– Виделись, – коротко буркнул Тихон, подбородок уперся в прохладный руль, глаза вновь уставились на решетку радиатора милицейского УАЗа.
Федорчук так Федорчук! Какая разница, кто его сейчас арестует.
– То вчера было, – уточнил старший сержант.
– Я уже давно не сплю.
– Я тоже, – Федорчук потер щетину на щеках.
– А где остальные?
– Я один…пока.
– Девушке надо помочь. У нее с ногой проблема.
– А тебе?
– Что мне? – Заколов непонимающе уставился на милиционера.
– Тебе помощь не нужна?
– Знаю я вашу помощь…
– Дяденька милиционер, – по-детски встряла в разговор Нина. Ее влажные расширенные глаза с надеждой приблизились к Федорчуку. – Дяденька милиционер, Тиша ни в чем не виноват. Все этот… капитан. И Ныш проклятый. Капитан нам все рассказал. Он убил кассира. И дядю Федю порезал.
– Какого Федю? – оживился старший сержант и развернулся лицом к девушке. – Горбунова
– Стрелочника с переезда, у которого меня бандиты оставили. Он меня не выпускал, но он хороший.
– Так! А теперь все по порядку! – Рука милиционера встряхнула равнодушного Заколова. – Хамбиев нам многое рассказал, точнее написал. С челюстью у него проблемы… Это ты его приволок к отделению милиции?
– Я.
– А челюсть – твоя работа?
– Он упал, наверное.
– Заколов, что ты все мямлишь! У нас мало времени. Мне нужно знать всю картину! Тебе ясно?!
– Да не кричите так, – Тихон столкнул ладонь Федорчука со своего плеча. – Значит, арестовывать сейчас не будете?
– Это я всегда успею. Сначала хочу тебя послушать.
– С чего начать?
– С начала! Вот бестолковый!.. Как у вас там в математике теоремы доказывают? Давай подробно, шаг за шагом…
Тихон повернул голову к старшему сержанту. Взгляд Федорчука был добрым и заинтересованным.
– Все началось вечером 30 апреля в вагоне почтово-багажного, – начал рассказывать Заколов.
Поначалу он говорил вяло, равнодушно, но по мере того, как вспоминал недавние события, окунался в прежние переживания, голос окрашивался эмоциями, глаза то разгорались искрами злости, то затуманивались болью и сожалением. «Это я знаю», – иногда торопил Федорчук, а порой останавливал и дотошно расспрашивал: «Где лежали тела милиционеров, когда ты их обнаружил? Как выпутался из веревок? В какой момент спрыгнул с поезда?» Особенно его заинтересовали все подробности «дуэли» в Гиптильнике и истории, рассказанной капитаном Межовым. Кто где стоял, у кого находился пистолет в тот или иной момент, как напали собаки?
Когда Тихон закончил рассказ, Федорчук долго размышлял, а потом спросил:
– Как ты думаешь, почему Межов тебя сразу не убил, когда ты пришел к нему в Гиптильник?
Заколов резким движением протер лоб, чтобы взбодриться, надавил пальцами на воспаленные от бессонницы глаза. Под закрытыми веками всплыла согбенная фигура капитана в тот момент, когда он представился Сидором Сидоровичем.
– Ему требовалось выговориться… И еще… он хотел выглядеть благородным.
– А рюкзак где?
– Все там, – Заколов махнул рукой в сторону Гиптильника и с удивлением заметил, что уже рассвело.
– Мне надо съездить туда. А ты… – Федорчук обвел взглядом Тихона и Нину. – Вы оставайтесь на месте. Я скоро. Не вздумайте уехать! – Рука старшего сержанта потянулась к замку зажигания за ключами, но в последний момент брать их он передумал. – Будет лучше, если вы сами меня дождетесь.
Милицейский УАЗик отъехал. Тихон прикрыл глаза и откинулся на подголовник. Нина хотела о чем-то спросить, но не посмела. Тихон сладко сопел, его губы иногда тревожно вздрагивали и что-то беззвучно шептали. Нина положила голову на спинку. Изогнутые верхние ресницы девушки, дернувшись раз-другой, соединились с нижними, а утомленное тело постепенно сползло на сиденье.