Происшествие в Боэн Биконе
Шрифт:
– Уж не взыщите, сэр, - сказал он хрипловатым полушепотом, - но мы решили вас потревожить. Тут, в общем, довольно жуткое дело приключилось. Ваш, в общем, брат:
Уилфрид с хрустом стиснул руки.
– Ну, что он еще натворил?
– почти выкрикнул он.
– Да как бы вам сказать, сэр, - кашлянув, сказал сапожник.
– Он в общем-то ничего такого не сделал: и уж не сделает. Вообще-то он мертвый. Надо бы вам туда пойти, сэр.
Уилфрид спустился следом за сапожником по короткой винтовой лестнице к боковому выходу на пригорок над улицей. Отсюда все было ясно, как на сцене.
Был там доктор, был пастор и патер из окрестной католической церкви, куда ходила жена кузнеца. Сама она, видная, золотисто-рыжая женщина, заходилась от плача на лавочке, а патер ей что-то вполголоса быстро втолковывал. Посредине, возле самой кучи молотков, простерся ничком труп в смокинге. Уилфрид с первого взгляда узнал все, вплоть до фамильных перстней на пальцах; но вместо головы был кровавый сгусток, запекшийся черно-алой звездой.
Уилфрид Боэн, не мешкая, кинулся вниз по ступенькам. Доктор был их семейным врачом, но Уилфрид не ответил на его поклон. Он еле выговорил:
– Брата убили. Что здесь было? Как ужасно, как непонятно:
Все неловко молчали, и только сапожник высказался с обычной прямотой:
– Ужасно - это да, сэр, только чего тут непонятного, все понятно.
– Что понятно?
– спросил Уилфрид, и лицо его побелело.
– Куда уж яснее, - отвечал Гиббс.
– На сорок миль в округе только одному под силу эдак пристукнуть человека. А почему пристукнул - опять же ясно.
– Не будем судить раньше времени, - нервно перебил его высокий, чернобородый доктор.
– Впрочем, что касается удара, то мистер Гиббс прав удар поразительный. Мистер Гиббс говорит, что это только одному под силу. Я бы сказал, что это никому не под силу.
Тщедушный священник вздрогнул от суеверного ужаса.
– Не совсем понимаю, - сказал он.
– Мистер Боэн, - вполголоса сказал доктор, - извините за такое сравнение, но череп попросту раскололся, как яичная скорлупа. И осколки врезались в тело и в землю, словно шрапнель. Это удар исполина.
Он чуть помолчал, выразительно поглядел сквозь очки и добавил:
– Хотя бы лишних подозрений быть не может. Обвинять в этом преступлении меня или вас, вообще любого заурядного человека - все равно, что думать, будто ребенок утащил мраморную колонну.
– А я что говорю?
– поддакнул сапожник.
– Я и говорю, что кто пристукнул, тот и пристукнул. А где кузнец Симеон Барнс?
– Но он же в Гринфорде, - выдавил священник.
– Если не во Франции, - буркнул сапожник.
– Нет, он и не в Гринфорде и не во Франции, - раздался нудный голосок, и коротышка патер подошел к ним.
– Собственно говоря, вон он идет сюда.
На толстенького патера, на его невзрачную физиономию и темно-русые, дурно обстриженные волосы и так-то особенно глядеть было незачем, но тут уж никто бы на него не поглядел, будь он хоть прекрасней Аполлона. Все как один повернулись и уставились на дорогу, которая вилась через поле по склону и по которой в самом деле вышагивал кузнец Симеон с молотом на плече. Был он высоченный, ширококостный, темная борода клином, темный взгляд исподлобья. Он неспешно беседовал
– Господи!
– вырвалось у неверующего сапожника.
– И с тем самым молотом!
– Нет, - вдруг промолвил инспектор, рыжеусый человек смышленого вида, тот самый - вон там, у стены собора. Лежит, как лежал, мы не трогали ни труп, ни молоток.
Все обернулись к собору, а низенький патер сделал несколько шагов и, склонившись, молча оглядел орудие убийства. Это был совсем неприметный железный молоточек, только на окровавленной насадке желтел налипший клок волос.
Потом патер заговорил, и тусклый голосок его словно бы немного оживился:
– Мистер Гиббс, пожалуй, зря думает, что здесь все понятно. Вот, например, как же это такой великан схватился за этакий молоточек?
– Было бы о чем говорить, - нетерпеливо отмахнулся Гиббс.
– Чего зря стоим, вон Симеон Барнс!
– Вот и подождем, - сказал патер.
– Он как раз сюда идет. Спутников его я знаю, они из Гринфорда, люди хорошие, пришли по своим пресвитерианским делам.
В это самое время рослый кузнец обогнул собор и оказался у себя на дворе. Тут он встал как вкопанный и обронил молот. Инспектор, сохраняя должную непроницаемость, сразу шагнул к нему.
– Не спрашиваю вас, мистер Барнс, - сказал он, - известно ли вам, что здесь произошло. Вы не обязаны отвечать. Надеюсь, что неизвестно и что вы сможете это доказать. А пока что я должен, как положено, арестовать вас именем короля по обвинению в убийстве полковника Нормана Боэна.
– Не обязан ты им ничего отвечать!
– в восторге подхватил сапожник. Это они обязаны доказывать. А как они докажут, что это полковник Боэн, когда у него вместо головы невесть что?
– Ну, это уж слишком, - заметил доктор патеру.
– Это уж для детективного рассказа. Я лечил полковника и знал его тело вдоль и поперек лучше, чем он сам.
У него были очень изящные и весьма странные руки. Указательный и средний пальцы одинаковой длины. Да нет, конечно же, это полковник.
Он посмотрел на труп с размозженным черепом; тяжелый взгляд неподвижного кузнеца обратился туда же.
– Полковник Боэн умер, - спокойно сказал он.
– Стало быть, он в аду.
– Ты, главное дело, молчи! Пусть они говорят!
– выкрикивал сапожник, приплясывая от восхищения перед английской законностью. Никто так не ценит закон, как завзятый безбожник.
Кузнец бросил ему через плечо с высокомерием фанатика:
– Это вам, нечестивцам, надо юлить по-лисьи, ибо ваш есть закон в мире сем.
Господь сам хранит и сберегает верных своих, да узрите нынче воочию.
И, указав на мертвеца, добавил:
– Когда этот пес умер во грехах своих?
– Выбирайте выражения, - сказал доктор.
– Я их выбираю из библии. Когда он умер?
– Сегодня в шесть утра он был еще жив, - запинаясь, выговорил Уилфрид Боэн.
– Велика благость Господня, - сказал кузнец.
– Давайте, инспектор, забирайте меня на свою же голову. Мне-то что, меня по суду наверняка оправдают, а вот вас за такую службу наверняка не похвалят.