Проклят тобою
Шрифт:
Ненавижу грёбанных коронованных лицемеров!
Удаётся вырвать руку, отскакиваю в сторону, фыркаю, как рассерженный ёжик. Задираю нос и говорю:
— Вы не посмеете! Я никогда не выйду замуж… за… такого… — меряю взглядом женишка. Надеюсь, получается достаточно презрительно.
Красноглазый хмырь продолжает ухмыляться. Ууу! Так бы и съездила по физиономии!
Но меня продолжают не замечать.
— Что я и говорил — строптива! — Король разводит руками. — Намучаетесь с ней.
Красноглазый фыркает:
— Строптивость лечится. Быстро
Мужчины перебрасываются многозначительными взглядами. Явственно видно — сговор!
Так я и поверила, что принцесса, бывшая пешкой в крупной политической игре, вдруг ни с того ни с сего отдается реальному первому встречному.
Гончару, пойманному пьяным на конюшне.
Ага, щаз! Не держите меня за дурочку?!
А если это сговор, значит, я нужна. И, желательно, целой и невредимой. Вот с этим-то у них и будут проблемы.
Подхватываю проклятые юбки и кидаюсь к окну, быстрее, чем кто-то из них успевает среагировать.
Вскакиваю на подоконник, открываю окно и… не успеваю даже выдать пафосную экспрессивную речь о том, где я видела всё их замужество. Я банально теряю равновесие. Даже вякнуть не успеваю, как уже лечу вниз.
Мамочки родные!
Колочу по воздуху руками и ногами, ору во всю глотку.
Нет, я, конечно, думала о том, что умерев здесь, очнусь дома. Но теперь, в буквальном смысле заглянув смерти в глаза, вернее — в суровую мостовую, умирать мне резко расхотелось.
Я зависаю в каком-то метре от поцелуя с солидным таким булыжником. Ощущение, что за спиной натянута верёвка, и я на ней вешу.
Выворачиваюсь, задираю голову.
Святая троица родственников — нынешних и будущих — сгрудилась в окне. Любуются картиной, то есть, висящей и дрыгающейся мной.
Потом меня совершенно бесцеремонно тянут вверх, будто я — марионетка на ниточке.
В окне будущий супруг меня ловко ловит, и на какое-то время я остаюсь в его объятиях.
Близко-близко, глаза в глаза. В тёмно-красное марево. У меня снова возникают ассоциации с космическим штормом, как тогда, когда я пялилась на «дьявольские головешки».
Он опускает меня на пол медленно и даже бережно. Легко, как маленькую, щёлкает по носу.
И говорит королю:
— Как мило! — Гласные он немного растягивает, из-за чего получается ехидно-певучая интонация. — Маленьким принцесскам к лицу капризничать! — Качает у меня перед носом пальцем. — Но я специалист по непокорным красавицам.
От близости этого типчика меня продирает жуть.
Сейчас, при близком рассмотрении, видно, что он довольно-таки недурен собой, высок и ладно сложен. Только вот черты лица настолько резкие и злые, что производят неприятное впечатление. А глаза заглядывают в самую душу, в каждый её потаённый уголок, и выворачивают всеми секретами наружу.
Брр…
От таких типов в реальности я шарахалась и старалась обходить их седьмой дорогой.
А тут меня кидают прямо в пасть красноглазому демону.
И тот ухмыляется, самодовольно
Король потирает ладоши.
— Вот и славно, нареченные поладили. Значит, пора отдавать распоряжение о начале церемонии. — И почти весело подмигивает псевдогончару: — Чего тянуть!
Королева томно вздыхает:
— Ах, какая воля! Мой король, вы настоящий правитель!
А по мне — циркач! Притом, не самый умелый.
Но меня, как повелось в этом мире, не спрашивают.
Король звонит в серебряный колокольчик, и снова появляются какие-то девы в белых, почти монашеских одеяниях. Они обступают меня, двое берут под руки с обеих сторон, а остальные выстраиваются в два ряда.
Так и идём.
Девушки поют что-то скорбное и монотонное, от чего вся наша процессия напоминает не свадебную, а похоронную.
Хотя в чём-то так оно есть.
Сегодня я похороню свою надежду вернуться домой. Вряд ли красноглазый отпустит меня.
Снова оказываюсь в гардеробной. Кажется, в Северной Атомике просто помешаны на нарядах. Наверное, меняют их по несколько раз в день. Читала, что в прежние времена у наших земных царей-королей тоже было так заведено — дважды одно и то же платье не надевали. У российской императрицы Елизаветы за всю жизнь образовалась солидная коллекция в пятнадцать тысяч платьев. Правильно, а что ещё им в те времена было делать? Только наряжаться, плести интриги и плясать на балах.
Девушки, похожие на монахинь, и для меня выбирают сверхскромное платье из тонкой бледно-голубой шерсти. На рукавах и юбке у него прорези, в которые видно нижнее, кипенно-белое, больше напоминающее рубаху. Единственное украшение — широкая серебристая канва по подолу да пояс из металлических колец и цветов. Вполне себе стильный.
Волосы мне заплетают в простую косу, украшают венком из цветов, вроде наших васильков и ромашек. А вот свадебная обувь меня по-настоящему пугает — деревянные сабо. Видела такие в своей книге сказок. У Золушки были. Они напоминают галоши, грубо выдолбленные из деревянного бруска.
Добро пожаловать в сказку, Илона. Но дерево всё-таки мягче, чем хрусталь. Радуйся тому, что дают.
Когда образ почти завершен, в комнату входит Гарда. В руках у неё нежный букетик из цветов льна, перевязанный атласной голубой лентой.
— Вот, — говорит воспитательница, протягивая букетик мне, — Её Величество велели передать. Вместе с материнским благословением.
Ужасно хочется вышвырнуть к чертям этот букет и послать королеву со всеми её интригами в пешее эротическое путешествие. Но… букет довольно мил, к тому же невесте положено держать в руках цветы. А грубые слова не красят девушку.
Беру букет, благодарю, Гарда трогает меня за плечо, печально улыбается, в глазах её дрожат слёзы.
И тогда я решаюсь…Прошу монахинь оставить меня с кормилицей (кажется, это будет правильным определением для роли Гарды в жизни здешней Илоны) наедине, и когда последняя из них уплывает за дверь, падаю на колени и прошу: