Проклятая книга
Шрифт:
Им не было знакомо чувство тишины и смирения, которое культивировалось в лучших из восточно-христианских полководцах — таких, как Александр Невский.
Александр родился князем — и принял эту участь так же смиренно, как принял бы ее, родись он в крестьянской избе. Княжеское служение — трудное. Ни разу не обнажил Александр Невский оружия ради того, чтобы завоевать вечную славу в рыцарских анналах.
Отчаянная храбрость, заранее обреченная на поражение последняя атака и гибель со славой — вот все, что могло спасти честь ландмаршала Беля. Поэтому
Неожиданность нападения не дала ливонцам большого преимущества, на которое они так рассчитывали. После короткого замешательства российские всадники начали обороняться и в конце концов окружили ливонцев и начали их истреблять. В конце концов около сотни рыцарей и несколько их командоров были взяты в плен.
Филипп Бель очнулся от забытья и обнаружил, что лежит не в чистом поле, между лесом и поляной, где остались бы черные круги от костров, что жгли конники царя Ивана; нет, он находился в небольшой комнате с низким потолком и каменными стенами. Он осторожно ощупал свое ложе. Хрустнула солома. Его уложили на тюфяк, укрыли простым одеялом. Раны перевязаны.
Бель застонал — не от физической боли, но от душевной. Он узнал эти стены — не саму комнату, но тип кладки: вероятнее всего, он находится в Дерпте. А это означает, что он в плену и Дерпт взят русскими. Мысль об этом причиняла ему настоящие страдания. Одна из главных святынь ордена — устав — также находится теперь в руках неприятеля. Устав находился в каждом из ливонских замков и прочитывался за трапезой вслух трижды за год. Так было установлено с начала основания ордена. Теперь чтение устава прекращено.
Бель внезапно понял, что скоро прекратит свое существование и Ливонский орден. Он осознал себя одним из последних рыцарей-ливонцев. Хотя бы это могло спасти его гордость. По крайней мере, он сделал все, что мог..
Более трехсот лет назад несколько рыцарей — все, что осталось от разгромленного ордена Меченосцев, — присоединились к Тевтонскому ордену. Тевтонцы служили прежде всего Пресвятой Деве-Марии Тевтонской, Богородице германцев, Которая не оставляла своих воинов, превращая дикарей — в рыцарей, грубых германских воинов — в доблестных и УЧТИВЫХ.
Отделение Тевтонского ордена в Ливонии и было названо Ливонским, если точнее — орденом Святой Марии Немецкого Дома в Ливонии (Ordo Domus Sanctae Mariae Teutonicorum in Livonia).
Ливония была на карте Европы «белым пятном»: в то время как страны, входившие некогда в состав Римской Империи, уже узнали христианство, практически вся Ливония — спустя тринадцать веков после Боговоплощения! — оставалась еще языческой. Дикие племена поклонялись диким, нелепым богам, вырезанным из дерева, сплетенным из соломы или просто камням странной формы. Этим «божествам» приносили в жертву коней, а иногда и людей.
И рыцари взялись обращать дикарей в истинную веру. Бок о бок с проповедниками шли меченосцы. Не следует думать, что бедных беззащитных язычников истребляли или насильно крестили. Не такими уж бедными и беззащитными
И страна покрылась замками — центрами фогтий и комтурий. Комтуры возглавляли войска, а фогты, управлявшие меньшими по размеру областями, преимущественно поддерживали порядок. Обычай разделять судебную и военную власть был чрезвычайно древним — еще за семь-восемь сотен лет до Рождества Христова именно так управлялись все большие племена. И это было удобно.
Ежегодно на общем собрании капитула комтуры и фогты отчитывались в своей деятельности. Политика ордена определялась советом магистра, куда входило не более шести высоких должностных лиц.
Полноправными членами ордена были рыцари и священники, которых называли «братьями». В ту пору, когда царь Иван ввел свои войска на территорию Ливонского ордена, братьев насчитывалось всего сто пятьдесят человек. Орден хирел и мельчал: еще за сто лет до нападения русских в нем было не менее пятисот полноправных членов.
Неполноправными членами ордена считались ремесленники и слуги. Братья с кнехтами и вассалами составляли орденское войско. Оно было невелико — не более четырех тысяч человек. Кроме того, имелись наемники и рыцари-добровольцы, которые приезжали в Ливонию на поиски новых приключений.
Ландмаршал — второе лицо после магистра.
И вот теперь ландмаршал в плену, предпоследняя крепость перед Феллином — у русских, и надежды нет. Орден погибает.
Всегда печально оказаться последним. Возможно, меньше славы достается тому, кто честно прожил свой век, служа процветающей организации и не совершив при этом ничего выдающегося.
Немало было таких ландмаршалов, комтуров и магистров. На их боевом счету — крещение какой-нибудь маленькой ливонской области, возведение небольшого замка, удачно отбитая атака какого-либо из внешних врагов. И — больше ничего. Орден процветет, материальное благосостояние его растет, Литургии совершаются своим чередом, братья молятся, спят в сапогах, одетые, всегда готовые к бою, и если выезжают на охоту, то без собак, а на щите не носят личных гербов.
Филипп Бель завидовал тем, кто прожил жизнь вот так, без страшных потрясений. Они могли оставаться добродетельными, не прилагая к тому больших усилий.
Те, кто управляет тонущим кораблем, всегда на виду. Обреченный должен держаться с особенным мужеством, чтобы не опозорить себя и свой орден.
И Бель решил выстоять, какие бы испытания ни готовила ему судьба.
Московские вельможи решили познакомиться с пленником прежде, чем он будет предан казни. Уже отправили послание царю Иоанну, который распорядился обезглавить Беля, — незачем подвергать себя опасности с его стороны. Если ландмаршал будет жив и, не дай Бог, сумеет освободиться — война в Ливонии может затянуться. А так рыцари лишатся своего лучшего военачальника, которого называют последней надеждой Ливонии.