Проклятая мечта
Шрифт:
Сколько десятков лет эти пыльные фолианты томились в шкафах? Читал ли их кто-нибудь?
Многое было написано непонятными взрослыми словами, и приходилось делать выводы об их значении только по смыслу фраз. А повторять некоторые фразы и вовсе было страшно. Еще призовешь кого-нибудь жуткого, прилипчивого, опасного из-за Грани. Об этом мать тоже предупреждала Дейну, поэтому она даже не пыталась читать книги вслух.
А Генри не обманул ее. Он и правда не вернулся, даже в те два раза, когда Дейна была опечалена плохим настроением матери. Видимо, за Гранью держат насильно,
— Мама, а ты была за Гранью? — задумчиво спросила однажды Дейна, когда они сидели за кухонным столом и пили травяной чай.
На этот раз без пирога. Слишком мало осталось в семье денег, потому что мама купила дочке новую шубку, а себе новую шаль. Теперь им приходилось экономить на каждом куске, каждом глотке и каждом часе сна.
Лилиана вздрогнула и чуть не выронила чашку.
— Ну и вопросы у тебя!
— Я просто много думаю о Стихийных Богах, — поспешно сказала Дейна, больше всего испугавшись того, что сморозила несусветную глупость. — Это ведь они построили Грань между живым и мертвым мирами. Нам рассказывали в школе.
Лилиана помрачнела и опустила голову. Ее побледневшее лицо закрыли волнистые каштановые волосы.
— Никогда я не была за Гранью, — сказала она глухо. — Только там томится душа моей сестры-близнеца. Она прожила несколько дней, а я уже тридцатый год отчитываю.
— Мама! — воскликнула Дейна, пораженная до глубины души. — Прости меня за такой вопрос!
— Ну что ты, дочка… Не стыдись. Ты должна была узнать о том рано или поздно. Лучше знать и уметь говорить, чем пытаться забыть, но тосковать об утрате. Твоя бабушка выбрала второе.
Дейне опять стало стыдно. Бабушка потеряла дочь, и, наверное, уже тогда стала сходить с ума от чувств вины и горя. Интересно, как узнала мать о своей сестричке, если бабушка старалась не говорить об этом? Неужели сомнительные доброжелатели, вроде Генри?
— Кстати, мама, — невольно сорвалось с уст. — Меня хотел убить призрак.
Лилиана успела глубоко задуматься о чем-то, попивая чай, и пропустила слова дочки мимо ушей.
— Мама!
— А? Что? — переспросила рассеянно женщина и бросила быстрый взгляд на окно, за которым стремительно темнело. — Совсем поздно. Нам с тобой пора спать, а то придется жечь свечи. Их осталось слишком мало.
Послушно кивнув, Дейна допила чай и помогла матери убрать со стола, а потом пошла в постель.
На душе у нее скребли кошки. Горло пребольно царапала досада. Мама захотела поделиться рассказом о своей сестре, но не пожелала слушать о бедах Дейны. Это напомнило девочке случай, когда Лилиана прошла мимо в памятный день избиения. Равнодушно, неторопливо, постукивая каблуками туфель по деревянному полу.
Когда мать пожелала спокойной ночи, Дейна отвернулась к стене, засопела и притворилась спящей.
— Спокойной ночи, — повторила Лилиана и легла в свою постель. — Спи сладко, дочь. Завтра к нам придет бабушка София.
Дейна скорчила гримаску, глядя в темную стену. Нет, эта ночь спокойной точно не станет.
***
Бабушка и правда приехала в полдень следующего дня. Посвежевшая,
— Драконья кожа, — похвасталась она, любовно поглаживая книгу по корешку морщинистыми пальцами. — Обращайся с ней аккуратно, не рви и не пачкай. А то прилетит дракон и сожрет тебя!
— Матушка! — возмутилась Лилиан. — Что вы такое говорите?!
Вместо ответа бабушка хмыкнула, и сразу пошла на кухню.
— Дурные толки идут по городу, дочка, — сказала она негромко, а потом присела на стул. — Ох, ноги старые, не держат. — Так вот, говорят, будто ты дурно влияешь на женщин.
— Я их осматриваю и прописываю лекарства от побоев. Исцеляю раны, залечиваю синяки, — сказала Лилиан, доставая ухватом пирог из печи.
Дейна каким-то образом оказалась у нее за спиной, и на девочку дохнуло красным жаром. Она тут же велела огню остыть, чтобы не обжег руки ее матери. Та, не заметив добродетели, обошла дочку и поставила горячий пирог на противень, накрытый мокрой тканью.
— Пусть остынет.
— Пусть-пусть, — кивнула старуха. — Садитесь обе. Хоть посмотрю на вас напоследок.
У Лилианы сверкнули глаза, начали раздуваться от гнева ноздри.
— Что значит — напоследок?
— А то. Оскорбленные богатеи пишут мэру кляузы. Мол, ты сама разведена с мужем, и поучаешь других женщин не подчиняться мужниной власти. Они скверно себя ведут. Не заботятся о детях, становятся одержимыми магией… Ты огонь-то свой не раздувай, раз не Водная ведьма. Знать, какая-то колдунья у нас в роду с драконом-оборотнем согрешила.
— Согрешила… — медленно повторила Лилиана, кусая губы. — Да нет, вздор какой!
— Откуда тебе знать, вздор или нет? Тогда и моей матери не родилось.
— Я не о драконах! — решительно отрезала Лилиана и вскочила на ноги, забыв про пирог. — Про мэра. Неужели у него нет более важных дел?
Старуха с невозмутимым видом развела руками:
— Откуда мне знать? Я с ним дружбу не водила.
Дейна слушала слова матери и бабушки с широко раскрытыми глазами. Она старалась смотреть на дымящийся пирог, чтобы ее не стали ругать за излишнее любопытство. Маленьким девочкам ведь не подобает проявлять сильный интерес. А также нельзя плакать, злиться, громко кричать и привлекать к себе внимание другими способами.
Ее мысли и разговоры бабушки с мамой прервал громкий и частый стук в дверь.
Бабушка охнула, закрыла глаза и положила сухонькие ладони на колени. По морщинистому лицу покатилась слеза.
— Вот и началось… — прошелестела она хрипло и чуть слышно. — Моего отца так же забрала инквизиция за маленькую неосторожность. Держись, дочка…
Лилиана мрачно посмотрела на нее, встала и пошла открывать двери дома.
Пока они с бабушкой сидели в кухне, Дейна замерла на месте и боялась издать хотя бы один звук. Она старательно вслушивалась в материнский голос — громкий, встревоженный, почти злой. Детское сердечко отчаянно колотилось, а пальцы вцепились в подлокотники старого кресла, в котором сидела Дейна.