Проклятая шахта. Разгневанная гора
Шрифт:
– Ладно. Я предвидел подобное развитие событий, поэтому привел кое-кого с собой. Думаю, что тебе будет трудно сказать «нет» ей.
Сначала я с ужасом подумал, что он привел с собой Элис, но он, видимо, угадал ход моих мыслей и поспешил добавить:
– Это человек, с которым ты никогда прежде не встречался. Давай пройдем в холл.
Он взял меня под руку, и мне ничего не оставалось, как идти.
Она сидела в дальнем углу – маленькая рыжеволосая девушка, – читая газету. Я сразу же узнал ее. Это была дочь Яна Тучека. Рис представил меня. – Я слышала о вас от отца, – сказала она. Пожатие ее руки было
Он часто рассказывал мне о своих боевых друзьях. – Мельком глянув на мою ногу, она придвинула ко мне стул. – Мистер Рис сказал, что вы можете помочь нам.
У нес был чуть хриплый голос, и говорила она по-английски со странным акцентом.
Я сел, сравнивая сидящую передо мной девушку с фотографией, которую видел в кабинете Яна Тучека. Блики света на ее волосах золотисто-каштанового цвета делали их неподражаемо прекрасными. У нее действительно были веснушки, которые не получились на фотографии. Маленькие золотистые пятнышки на бледной коже. Но в жизни ее лицо не было столь же безмятежным, как на фотографии. – чувствовалось, что ей уже довелось испытать определенные трудности.
Я вспомнил, при каких обстоятельствах мне довелось видеть ее фотографию второй раз – она валялась на полу в кабинете Тучека. Сейчас девушка не улыбалась. Ее лицо было серьезным и скованным, а под глазами – темные круги. И как только я поймал ее пристальный взгляд, мне захотелось, чтобы она опять улыбнулась, как на фотографии.
– Я сделаю все, что в моих силах, – пробормотал я.
– Спасибо. – Она повернулась к Рису: – Есть новости?
Он покачал головой:
– Ничего нового. Фаррел видел вашего отца только один раз. – Он задумался на минуту, потом спросил: – Вам что-нибудь говорит имя Сисмонди, Хильда?
– Нет.
– Ваш отец никогда не рассказывал вам о совместном проекте с итальянцем по имени Сисмонди?
– Нет.
– Он не собирался создать какую-либо компанию здесь, в Милане?
Она покачала головой.
– Мы планировали отдохнуть в Милане, а потом поехать в Англию. А почему вы спрашиваете об этом? – удивилась она.
Рис рассказал ей все, что узнал от меня. Когда он закончил свой рассказ, она повернулась ко мне:
– Вы пойдете к Сисмонди?
Я решил, что ей было известно о моем нежелании ввязываться в это дело.
– Прошу вас, – продолжала она. – Он может знать, где мой отец. – Она протянула мне руку. Ладонь была холодной, но пожатие – твердым. – Это наша последняя надежда. Вы можете представить, каково ему было все эти месяцы в Чехословакии? Это ужасно – постоянно ходить по краю пропасти. Однажды нам уже довелось пережить подобное. Вы ведь знаете, мою мать убили немцы. И его отца – тоже. Обстоятельства вынуждают нас второй раз покинуть родину, а это ох как тяжело. Мы хотели начать новую жизнь в Англии, но теперь… – Она пожала плечами.
Я подумал: если она сейчас зарыдает, я не выдержу. Но она сдержалась и тихо, но твердо сказала, обращаясь ко мне:
– Вы должны нам помочь! Прошу вас.
– Сделаю все, что смогу, – ответил я с полной готовностью.
– Вы поговорите с Сисмонди?
– Да.
– Спасибо. Когда я узнала, что вы Дик Фаррел, друг отца, я сразу поняла, что вы нам поможете. – Внезапно она наклонилась
Я ничего не ответил. Поняв, что мне нечего ей сказать, она закусила губу и быстро встала:
– Мне хотелось бы выпить, Алек.
Они пошли в бар. Уходя, она ничего мне не сказала и даже не взглянула на меня. Видимо, она была на грани истерики.
Глава 3
Весь день я думал о положении, в котором оказался. И чем больше думал, тем меньше оно мне нравилось. Меня просили внушить Сисмонди. что пакет, который его интересует, находится у меня, и таким образом вытянуть из него все, что ему известно об исчезновении Тучека. Однако забывая при этом о том, что Италия – страна, где реальная жизнь сплошь и рядом оборачивается мелодрамой. В свой последний приезд в Италию я видел болтающиеся на виселице головой вниз тела Муссолини и его любовницы, выставленные на потеху кровожадной толпе. Кто-то даже вырезал сердце из трупа женщины. А на юге Италии жизнь вообще ничего не стоит. Более того, Италия очень изменилась за послевоенное время. Я понял это сразу же. Здесь не существует никаких гарантий безопасности, которую в Англии и Америке обеспечивают самим своим присутствием люди в униформе.
Я рано поужинал и пошел в бар, полагая, что порция коньяка поможет мне более оптимистично взглянуть на происходящее. Но, как оказалось, я ошибся, и результат был прямо противоположный. Около девяти я понял, что больше тянуть нельзя. Я сел в такси и назвал шоферу адрес Сисмонди: Корсо Венеция, 22.
Шел дождь, было холодно, и в воздухе стоял запах сырости. Сейчас город был совершенно не похож на тот, которым я любовался, сидя на солнышке в парке. Я дрожал, чувствуя, как постепенно погружаюсь в очередную депрессию. Культя ужасно болела, и мне хотелось вернуться в отель, принять горячую ванну и лечь а постель. Но пути к отступлению не было.
Через несколько минут такси доставило меня на Корсо Венеция, к дому номер 22. Это был огромный серый лом, обращенный фасадом к городскому парку. Нал маленькой деревянной дверью, выкрашенной в зеленый цвет, было веерообразное окно, а и нем – свет. Я подождал, пока красные задние огни такси исчезнут за поворотом. С заснеженных вершин Альп дул пронизывающий до костей ветер. Я подошел к двери, на которой было три звонка, и против второго увидел табличку с надписью: «Синьор Рикардо Сисмонди». Очевидно, в доме жили несколько семей. Я позвонил и почти сразу услышал мужской голос: «Кто там?» Дверь не открывалась, и я понял, что столкнулся с одной из электронных штучек, которые так нравятся итальянцам.
– Мистер Фаррел, – сказал я. – Я хотел бы увидеть синьора Сисмонди.
Последовала пауза, потом тот же голос сказал:
– Пожалуйста, синьор Фаррел. Второй этаж. Послышался щелчок, и за дверью зажегся свет.
Я очутился в большом, жарко натопленном вестибюле. Тяжелая дверь позади меня автоматически закрылась. В щелчке замка было что-то неотвратимое, пугающее. Я обратил внимание на венецианскую люстру, излучавшую яркий свет. Толстый пушистый ковер покрывал пол. В углу стояли старинные напольные часы, а на резном столе красовалась прекрасная модель итальянского полевого орудия из серебра.