Проклятье фараона
Шрифт:
Сердце мое разрывалось от жалости к несчастной девочке и сочувствия к мужу. Я понимала, почему Эмерсон до сих пор ни разу не упоминал об этой печальной истории. Он был потрясен этим жутким случаем и все еще не смирился с трагической судьбой бедной девочки. Нежная и кроткая сторона натуры «неистового Эмерсона» мало кому известна, но люди, попавшие в беду, интуитивно тянутся к нему в поисках защиты...
Несколько минут мы шагали рука об руку в задумчивом молчании. Наконец Эмерсон тряхнул головой и заявил уже своим обычным, трогательно-грозным тоном:
– Предупреждаю,
– Не волнуйся, дорогой, с поличным тебе меня не поймать, это уж я гарантирую. Лучше о деле подумай... Боюсь, если ты и дальше будешь служить приманкой, нам придется несладко. Слишком уж многим египтянам насолил профессор Эмерсон. Да здесь, похоже, каждый второй с радостью спровадит тебя к праотцам.
Глава пятая
I
Неописуемой красоты закат превратил реку в мерцающую золотисто-алыми бликами вуаль. В этот волшебный час мы и взяли курс на восточный берег, где нас ждала встреча с очаровательной вдовой. Эмерсон дулся от самого Баскервиль-холла, потому что мне, видите ли, взбрело в голову добираться до Нила на коляске! Кто, кроме Эмерсона, рискнул бы тащиться пешком несколько сотен ярдов в вечернем костюме?! Кто еще, кроме моего дорогого супруга, предложил бы даме мести окрестные поля атласными юбками и набивать песком кружева?! Да никто, поверьте. Эмерсон такой один в целом свете. Если уж он загорелся очередной безумной идеей, приходится действовать жестко.
На фелуке, однако, его ребяческую обиду как рукой сняло. Прохладный вечерний бриз ласкал нам лица, лодка неслышно рассекала носом жидкое золото, а впереди, в густой зелени пальм, утопали храмы древних Фив. С фелуки мы пересели в экипаж и покатили к «Луксор-отелю», временному пристанищу леди Баскервиль.
Мадам встретила нас прямо в холле: восторженно взмахнула руками и поплыла к двери с распростертыми объятиями. Она снова была в черном, но, на мои взгляд, цветом весь ее траур и ограничивался. Фасончик наряда я бы назвала откровенно вызывающим, особенно для дамочки, исполняющей роль безутешной вдовы.
Кошмарный турнюр – тот, что доставил мне в Англии пару неприятных секунд, – получил отставку. Леди Баскервиль шагала в ногу с модой, и потому место турнюра на ее платье занял небольшой скромный бантик. В сравнении с пышностью юбок из нанизанных один на другой бесчисленных слоев черного кружева талия мадам выглядела до нелепости тонкой. Облака газа вокруг плеч только усиливали это впечатление, но самым нахальным казался вырез платья, призванный не столько скрывать шею и грудь, сколько притягивать к ним взоры. Ну а девственно-белые цветы, кокетливо выглядывающие из волн взбитых волос, – это просто верх неприличия!
(Не стану извиняться, любезный читатель, за краткий экскурс в мир моды. Согласитесь, тема увлекательнейшая. Да и встречают, как известно, по одежке...)
Леди Баскервиль томно приложила кончики пальцев к моей ладони, с пылом
– Рада видеть вас в Луксоре, друзья! позвольте представить...
– А мы уже знакомы! – расцвел в улыбке Сайрус Вандергельт. – Ах, миссис Эмерсон, что за обворожительное платье! Красный цвет вам к лицу!
– Пора за стол. – Между тонких бровок леди Баскервиль пролегла чуть заметная морщинка.
– Разве вы не ждете к ужину мисс Мэри с приятелем? – удивленно возразил Вандергельт.
– Мэри обещала прийти, если удастся. Но вы же знаете ее мать...
– Еще как знаю! – закатил глаза Вандергельт. – А вы, миссис Эмерсон, не знакомы с мадам Беренжери?
– Не имела чести.
– Мадам Беренжери утверждает, что в эти края ее привел интерес к древним религиям. Позволю себе усомниться. Держу пари, она соблазнилась египетской дешевизной. Прекрасный пол – моя слабость, друзья, и не в моих правилах дурно отзываться о дамах... Но боже! Что за чудовище эта женщина!
– Ну-ну, Сайрус, будьте великодушны, – пропела леди Баскервиль, на устах которой заиграла довольная улыбка. Критику в адрес других женщин очаровательная вдовушка обожала. В отличие, как вы заметили, от комплиментов, направленных мимо ее прелестной персоны. – Бедняжка не виновата. – Теперь улыбка предназначалась моему мужу. – По-моему, она не в себе. Из любви к Мэри мы, конечно, терпим и мать, но девочка вынуждена ублажать эту старую... это несчастное создание, так что вырваться к нам ей не часто удается.
Эмерсон неуклюже затоптался на месте, покрутил головой, сунул палец за воротничок – словом, исполнил ритуальный танец, означающий неловкость или скуку. Леди Баскервиль, как и любая побывавшая замужем дама, без труда расшифровала эти закодированные сигналы. Она уже развернулась было в сторону обеденной залы, когда мистер Вандергельт вдруг издал не совсем членораздельный возглас:
– Вот тебе и раз! (За точный смысл не ручаюсь. Но не мог же джентльмен произнести: «Вот зараза», верно?) Какого черта... смотрите, кто явился. Вы ее приглашали?
– Разумеется, нет, – кисло отозвалась леди Баскервиль, стрельнув взглядом в сторону входа, – очевидно, на гостью, которая вызвала неудовольствие Вандергельта. – Но этим ее не остановишь. Мадам нахальна как торговка.
Через просторный холл отеля к нам двигалась оригинальная пара. Сначала я обратила внимание на юную особу в блекло-желтом платьице допотопного фасона. Если бы не более чем скромный наряд девушки, ее появление наверняка вызвало бы восхищенное внимание всех мужчин в отеле и завистливое – женщин. Экзотическая красота незнакомки ошеломляла: ее оливковая кожа и темные, в густых ресницах, глаза, изысканные черты лица и гибкая фигурка вызывали в памяти портреты египетских цариц. Европейское платье на этой восточной прелестнице выглядело так же дико, как современный охотничий костюм – на античной статуе Дианы. Воображение рисовало летящие льняные одежды, черепаховые гребни, сердоликовые ожерелья и мелодично позванивающие на тонких запястьях золотые браслеты. Увы, увы...