Проклятье Победителя
Шрифт:
— Мне не понравилось играть в твоих апартаментах.
Она решила не обижаться на это, ведь сама просила его быть честным. Кестрел перемешала карточки, но, когда положила на стол коробочку спичек, Арин произнес:
— Давай будем играть на что-нибудь другое.
Кестрел не убрала руку с крышки коробочки. Она снова задалась вопросом, что он мог предложить ей, что мог поставить, и ничего не смогла придумать.
Арин сказал:
— Если я выиграю, то задам вопрос, и ты ответишь на него.
Она ощутила
— Я могу солгать. Люди лгут.
— Я готов рискнуть этим.
— Раз это твое требование, то, как я понимаю, если выиграю я, награда будет такой же.
— Если ты выиграешь.
Она все еще не могла согласиться.
— Вопросы и ответы — весьма необычные ставки в «Клыке и Жале», — раздраженно заметила она.
— В то время как спички — просто отличная ставка, их так волнительно выигрывать и проигрывать.
— Хорошо.
Кестрел сбросила коробочку на ковер, куда та упала с приглушенным стуком.
Арин не казался удовлетворенным, обрадованным или испытывающим еще какие-нибудь эмоции. Он просто набрал карточки. Кестрел сделала то же. Они играли с небывалой сосредоточенностью, Кестрел была полна решимости выиграть.
Но не выиграла.
— Я хочу знать, — произнес Арин, — почему ты до сих пор не в армии.
Кестрел не могла бы сказать, какого вопроса от него ожидала, но не этого, что оживил в ее памяти долгие годы споров, которые она предпочла бы забыть. Она ответила кратко:
— Мне семнадцать. По закону я пока не обязана поступать на службу или выходить замуж.
Арин откинулся на спинку стула, теребя одну из своих выигрышных карточек. Он постучал ее ребром по столу, покрутил между пальцами и постучал другим ребром.
— Это не полный ответ.
— Не помню, чтобы мы уточняли, насколько краткими или развернутыми должны быть ответы. Давай сыграем еще раз.
— Если ты выиграешь, тебя удовлетворит подобное?
Кестрел медленно ответила:
— Армия — жизнь моего отца. Не моя. Я — даже не особенно умелый боец.
— В самом деле?
Его удивление казалось искренним.
— О, я вполне годна. Я могу защищаться не хуже большинства валорианцев, но в сражении от меня мало толку. Я знаю, что значит по-настоящему что-то уметь.
Арин снова взглянул на рояль.
— Да, еще есть моя музыка, — признала Кестрел. — Рояль не слишком удобен для передвижений. Едва ли я смогла бы взять его с собой, если бы меня отправили в бой.
— Игра на музыкальных инструментах — занятие рабов, — произнес Арин. — Как готовка или уборка.
Кестрел услышала в его словах ярость, подобно подземным кристаллам скрытую под беспечным звучанием его голоса.
— Так было не всегда.
Арин молчал, и, хотя Кестрел изначально намеревалась дать на его вопрос как можно более краткий ответ, она почувствовала себя обязанной объяснить последнюю
— Кроме того… я не хочу убивать. — Арин нахмурился, и Кестрел рассмеялась, чтобы ослабить напряжение разговора. — Я свожу отца с ума. Но разве не все дочери так делают? Поэтому мы заключили перемирие. Я согласилась, что весной либо вступлю в армию, либо выйду замуж.
Он прекратил крутить в руках карточку.
— Значит, ты выйдешь замуж.
— Да. Но, по крайней мере, до этого у меня будет шесть месяцев спокойствия.
Арин уронил карточку на стол.
— Давай сыграем еще раз.
На этот раз выиграла Кестрел, однако она не ожидала, как загудит ее кровь от ощущения триумфа.
Арин уставился на карточки. Его губы сомкнулись в тонкую линию.
В сознании Кестрел кружилась тысяча вопросов, они толкали друг друга, каждый стремился быть первым. Но тот, что вырвался из ее рта, изумил ее не меньше, чем, судя по всему, Арина:
— Почему тебя обучили кузнечному делу?
Мгновение Кестрел думала, что он не станет отвечать. Его челюсть напряглась. Затем он сказал:
— Меня выбрали, потому что я был последним девятилетним мальчиком во всем мире, который подходил для того, чтобы стать кузнецом. Я был тощим. Я витал в облаках. Я раболепствовал. Ты когда-нибудь смотрела на инструменты в кузне? На молот? Ты бы серьезно задумалась о том, какому рабу можно позволить использовать его. Мой первый хозяин взглянул на меня и решил, что я не тот, кто в ярости поднимет руку. Он выбрал меня. — Улыбка Арина была ледяной. — Что же, тебе понравился мой ответ?
Кестрел не могла произнести ни слова.
Арин отодвинул от себя карточки.
— Я хочу сходить в город.
Хоть Кестрел и дала на это свое согласие, хоть она знала, что нет ничего плохого в том, что раб надеется встретиться со своей любимой, она хотела отказать ему.
— Так скоро? — выдавила она.
— Прошел месяц.
— Ах. — Кестрел сказала себе, что месяц, должно быть, весьма долгий срок, если не видишься с тем, кого любишь. — Разумеется. Иди.
*
— Я сделал около сорока единиц оружия, — сказал Арин распорядителю торгов. — По большей части кинжалы, подходящие для ближнего боя. Несколько мечей. Я завернул все это в ткань и сегодня ночью, за четыре часа до рассвета, переброшу через юго-западную стену поместья генерала. Позаботься, чтобы кто-нибудь ждал с другой стороны.
— Сделано, — ответил Плут.
— Можешь ожидать еще поставки. Что насчет бочек черного пороха?
— Они в безопасном месте.
— Я подумал, не стоит ли мне попытаться переманить на нашу сторону кого-нибудь из рабов генерала. Они могли бы принеси пользу.