Проклятье замка Кужигай

Гольшанская Светлана

— Погодите хотя бы неделю, пока не затянутся раны, — умоляющим тоном сказал пан. Для него это было чем-то новым. Антон не привык просить о чем-либо — слишком уязвимой была его шляхетская гордость, но сейчас ему казалось очень важным уговорить женщину остаться и помочь ей. Жалость, тисками стянувшая сердце, побудила его прийти ей на помощь там, в лесу. Она же заставила переступить через себя сейчас, чтобы вся его работа не пошла насмарку.

— Я не могу. Я… — не сдавалась Купава. — Я накликаю на вас беду, если останусь. Я всегда

приношу всем лихо.

— Не накликаете, — добро усмехнулся Антон. — Я родился под счастливой звездой.

Женщина удивленно открыла рот, но не нашлась, что ответить.

— Отдыхайте, — велел ей пан и ушел.

Не успел он дойти до своей комнаты, как в коридоре снова показалась горничная.

— Пан Антон, к вам гость, — тихо сообщила она.

— Что? Опять? Я же сказал, что не хочу никого видеть, — возмутился шляхтич. Неужели ему не дадут и минуты покоя в собственном доме?

— Даже старого друга? — раздался в коридоре знакомый голос.

Лицо Антона заметно просветлело.

— Кастусь, какими судьбами? — удивленно воскликнул он, разглядывая вступившего в полоску света, исходившего от окна, мужчину с лохматой шевелюрой кудрявых светлых волос.

— Услышал, что ты вернулся из Киева, вот и решил навестить, — ответил гость, лукаво улыбаясь.

— Идем, поговорим в кабинете, — Антон крепко пожал руку друга и повел его за собой. — Акулина, будь добра, принеси нам ветчины или полендвицы с хлебом, что найдешь, только поскорее.

Горничная охотно кивнула, радуясь, что к пану вернулась доброе расположение духа.

Мужчины вошли в небольшую светлую комнату с книжным шкафом и двумя мягкими креслами у камина.

— Ну, рассказывай, как ваши дела? Какие новости в нашем захудалом крае? — Антон взял со стола графин с виски, налил его в рюмку и передал другу, который удобно устроился в кресле перед камином. — Я уж не чаял здесь тебя увидеть. Ходили слухи, что вас, как подозреваемых в связи с инсургентами, выслали куда-то под Полтаву.

— Выслали, — грустно ответил Кастусь, принимая у Антона стакан. — Родители с сестрами уже уехали, я тут последние дела заканчиваю.

— Жаль, совсем тоскливо без вас станет. Никого из знакомых в округе не осталось, — посетовал Антон.

— Так поехали со мной, — охотно предложил ему собеседник.

— Под Полтаву? — скривился шляхтич.

— Да нет же, в Америку. Там сейчас осваивают новые территории на западе, прокладывают железную дорогу, ищут в горах золотые жилы. Представляешь, сколько возможностей? Можно начать все с начала, с чистого листа, жить, не оглядываясь на прошлое, не вспоминая, что мы потеряли, что у нас отняли, — голос друга стал непривычно далеким, мечтательным. Он замолчал, испытующе глядя на шляхтича. — Антось, едем. На перекладных доберемся до Кале, оттуда на пароме до Дувра. Сядем на большой корабль, доплывем до Бостона, а потом уж как бог на душу положит.

— Я не могу, — с сожалением ответил Антон.

— Почему?

Чего ты надеешься здесь добиться? Наши доходы скуднеют, нашу веру, наш язык запрещают. Нас выгоняют с родной земли, заставляют селиться на чужбине. Это сейчас тебе повезло, что твоя семья осталась вне подозрений. Но ты уверен, что завтра все не изменится? Поехали, Антось, ты ведь никогда не испытывал сантиментов к этой груде камней. Бросай ее. Не будет здесь ничего путного.

— Я обещал старику, что не брошу замок, что хотя бы попытаюсь привести здесь все в порядок прежде чем… — Антон неожиданно смолк и испытующе глянул на собеседника. — Прежде чем уехать. Я не могу нарушить слово.

— Что ж, раз таков твой выбор, — Кастусь разочарованно развел руками.

В кабинет вошла горничная с серебряным подносом, на котором лежали свежие булочки с хрустящей корочкой и куски вяленого мяса.

— Приехал пан Волович из Вильно, — услужливо сообщила она. — Сказать, что вы никого не принимаете?

— Портретист? — вскинул брови Кастусь.

— Скажи, пусть вернется завтра, а лучше третьего дня, — болезненно поморщившись, ответил Антон. — Сегодня у меня нет времени.

— Антось, ты чего? — пристыдил его друг. — Прими человека, чай из Вильно дорога не близкая, тем более мне уже пора. Сборы, знаешь ли, дело хлопотное. Ну, бывай.

— Бывай, — бросил ему на прощание шляхтич и велел Акулине привести злосчастного художника.

Тот битых четыре часа писал со шляхтича портрет, кряхтя и ругаясь с каждым мазком, как будто эта работа доставляла ему еще большее неудобство, чем самому графу.

— А почему такой мрачный? Да я тут на привидение похож! — кисло скривился шляхтич, заглядывая на картину через плечо портретиста.

— Так это вас надо спросить, — проворчал тот, переводя дух после напряженной работы.

Тут в комнату заглянул управляющий.

— Пан Цагловский, — деловитым тоном обратился он к хозяину с порога. — У меня к вам срочное дело.

— Что ж, — безнадежно ответил Антон, отсчитывая половину затребованной художником суммы. — Вот вам аванс, остальное, когда исправите картину.

— Я не смогу ее исправить, пока у вас будет такое выражение лица, — пожаловался Волович. — Я рисую с натуры то, что есть. А пока есть только это мрачное лицо.

— Ну, так присочините что-нибудь. Вы же творец. Где ваше воображение? — начал раздражаться Антон.

— Пан Цагловский! — напомнил о своем присутствии Рыгор.

— Ладно, ступайте. Потом об этом. В следующий раз, — махнул шляхтич художнику, и управляющий поспешил выставить его за дверь. Манеры Рыгора показались Антону не слишком обходительными, но тот промолчал.

— Пан Антон, помните, аккурат после кончины вашего батюшки я вам писал в Киев про предложение купца Александрова, — елейным голосом проговорил управляющий, поворачиваясь к графу.

Антон картинно выпучил глаза и громко ответил: