Проклятие Ильича

Шопперт Андрей Готлибович

Давно в детстве было такое с ним. Пошёл купаться в Геленджике, где отдыхали всей семьёй, а там ветер поднялся и довольно приличная волна. Заплыл-то на пару метров, а когда назад стал возвращаться, то понял, что не получается, он сучит ручками и ножками, а берег не приближается. По-прежнему далеко. А силёнок-то и не остаётся уже. Тогда выплыл всё же. Додумался плыть под водой. Тогда волна его не оттаскивала назад. Доплыл, почувствовал песок под ногами и чуть не упал от слабости. Вырвало даже. Или это воды наглотался?

Сейчас и чувства были те же, и мутило со страшной силой. Левин закрыл глаза, представил, что нырнул, и поплыл против течения к своей Дюймовочке.

Событие второе

Предоставленные сами себе события имеют тенденцию развиваться от плохого к худшему. Закон Мерфи

Дышать было тяжело. Да невозможно просто. Словно кто-то сидел на груди и руками душил, сдавливая горло. Владимир Ильич попытался открыть глаза, но это не дало ничего. Темнота и сопение над ним, в этой темноте.

— Кар… кар… — и ещё что-то непонятное выдохнула эта темнота в лицо Левину, и давление на шею ещё возросло.

Совсем невмоготу стало.

Навыки проснулись неожиданно даже для самого Владимира, нога пошла вверх, обогнула сидящую на нём тяжесть и резким махом сбросила её с груди. Дальше строго, как на тренировке, прихватить руку, прижать её к себе и выгнуться корпусом, беря руку на излом. Темнота завыла, а тренер почувствовал, что ещё пару сантиметров прогиба — и сустав хрустнет, сейчас соперник должен застучать свободной рукой по ковру, и Владимир Ильич отпустит его. Всё, болевой приём. Иппон. Соперник сдался. Схватка закончена. Kикен гачи (победа из-за сдачи соперника). Соре мадэ — конец встречи. Но что-то пошло не так. Вместо стука по ковру или татами рука свободная попыталась «постучать» ему по лицу. Ох и напрасно соперник это затеял! Ну мазнул по лицу, чуть задев его, только при этом свою взятую на излом руку немного развернул, а ещё сбросил тряпку, которая прикрывала лицо Левина. Взору тренера предстала такая зверская рожа под причёской «воронье гнездо», что от неожиданности Владимир Ильич выгнулся сильнее, отстраняясь от рожи. Сустав хрустнул, и противник заорал что-то похожее на «банзай». Неуч. Нужно кричать: «Маита» («Я побеждён», «Я сдаюсь»). Потом дзюдока (борец дзюдо) просто завыл, а ещё через несколько завываний, на волчьи похожие, заскулил, как маленький щенок.

Что за хрень?! В Японию его бороться отвезли вместо больницы? Был там Левин на турнире по дзюдо в составе делегации со сборной юниоров. Вот тренер у японцев немного похож был на соперника, что крутился сейчас на… на покрытом соломой полу, подвывая и скуля. У японца на голове, как и у завывателя, тоже непонятное что-то было, торчащее жёсткими чёрными патлами во все стороны.

Татами странное. Вообще татами — это мат. Может, раньше и соломой набивали, но не сверху же её ещё и кидали. Там, кстати, размеры у мата прикольно звучат: 6 сяку 3 сун на 3 сяку 1 сун и 5 бу. Это почти два метра на почти метр. Выдумщики эти японцы. Так бы и говорили метр на два метра, а то «бу» да «сяку».

Какие-то, должно быть, народные соревнования тут проходят. Аутентично. И вот, оказывается, откуда пошло выражение «соломки подстелить». Это у японцев в древности вместо матов схватки по дзюдо проводили на соломе. Нищета.

Между тем соперник скулить перестал и стал орать. Да громко так — и бочком-бочком к двери ползёт. К двери? Додумать мысль не удалось. Дверь открылась внутрь помещения (дожо — место, зал для занятий дзюдо). Кто у них додумался до такого? Дверь наружу должна открываться в помещениях общественных.

Куда пожарная инспекция смотрит? Взятку, небось, дали. Вот, пожалуйста! Дверь открылась прямо-таки резко, и соперник, к ней ползущий, сначала получил по башке нечёсаной, а потом и по «больной» руке. Хрясь. Бумс.

— А! Банзай!!! — как-то всё же не так. — Айлай!

Владимир Ильич, как и положено воспитанному человеку, при виде незнакомца, ввалившегося через дверь, встал — негоже гостя лёжа принимать. Рей (приветствие, церемониальный поклон), как положено, чётко обозначил. Дальше всё пошло наперекосяк, и уж точно не по плану. Гость, без сигнала «хаджиме» (начало схватки), прямо как Илья Муромец стал широко замахиваться правой ручищей, намереваясь поприветствовать Владимира Ильича дружеской затрещиной по морде лица. Тело само отреагировало. Всё же пятьдесят лет занятий самбо и дзюдо в один миг не пропьёшь — так и не пил же. Левин присел, пропуская удар над собой, чуть зашагнул за повернувшегося к нему боком гостя и красивую такую подсечку провёл. Даже захват не потребовался. Так классно товарищ подставился. Хрясь.

Муромец сначала лопатками врезался в пол, а после и головой. Кто его падать учил? А страховаться кто будет? Не научили гасить инерцию, а уже на соревнование отправили.

— А-а-а! Айлай!

Или всё же «банзай»? Теперь двое кричали. Гость недолго: он повернулся на бок и из этого неудобного положения заехал нечёсаному в пятачок. Без замаха. Умело так. Может, тут по боксу соревнования, а Владимир Ильич со своим дзюдо вылез?

На крики в дверной проём сунулись ещё две головы в модных, очевидно, здесь причёсках «я не один на сеновале кувыркался». Они подозрительно оглядели валяющихся и орущих на соломке гостя и соперника. Потом не менее подозрительно оглядели и Владимира Ильича.

— Ничего не делал. Просто зашёл. Мамой клянусь, — вспомнилась Левину сценка из фильма. — Обидно, ну.

— Кар кар мар кар!

Точно Япония, у них там язык рыкающий. А вот рожи европейские. Даже славянские. Овальные. Не скуластые, как у прочих европейцев. Русые волосы. Только у соперника воронье гнездо на голове чёрное, а не блондинистое.

— Ребята, мы где? Что тут происходит? Чего встали?! Отвечать! — чуть повысил голос Левин.

Надоели эти непонятки. И где сейчас Марьяна? Она же лежала рядом со скамейкой? Где он вообще?!

— Кар кар! — и ребята, вытащив из-за поясов дубинки (ореховые, наверное), синхронно опять, как и головами вращали, сделали шаг к Левину.

Дело пахнет керосином. Если честно, то пахло мочой и потом и всякой другой вонью, но кто его знает, может, в Японии к керосину какие ароматизаторы добавляют. Едят же их соседи тайцы дуриан. Фрукт такой, серу содержащий, а потому всякими соединениями, серу включающими, пахнущий. Сероводородом, например. «Это может быть похоже на поедание тухлой селёдки с плесневым сыром над открытым канализационным люком», — так воспринимают дуриан европейцы. А местным нравится. А тут керосин ароматизировали мочой — ничем не хуже.

Владимир Ильич отступил на шаг, заодно и дожо оглядывая. Всё страньше, чем раньше. Это явно была тюремная камера. Грубые стены, сложенные из хреновенько обтёсанных камней, нары двухэтажные деревянные с двух сторон, и с верхних полок таращатся зрители — и все как один с «причёсками» на голове. Большая бадья в углу, из неё, поди, и несёт керосином ароматизированным. Пол весь соломой «застелен», но не больно густо, сквозь прорехи виден тот же камень. Уютно.

Двое из ларца одинаковых с лица сделали ещё шаг к Левину.