Проклятие итальянского браслета
Шрифт:
– Скажите, пожалуйста, – начала Алёна, доставая злополучный браслет из кармана и обращаясь к даме номер один, полноватой маленькой брюнетке с красивыми черными глазами, – вы не помните, кто у вас купил вот это?
– Вы, – выпалила дама номер один. – А что, есть сомнения? Я отлично помню, как вы его покупали – около двух недель назад, если не путаю. Вы сначала померили другой, тоже итальянский, витой, оригинальный, но попроще и подешевле, а потом увидели этот. И никак не могли выбрать, который купить, вам оба понравились, потом решили взять два, но боялись, что денег не хватит, стали считать и последнюю
Если бы Алёна Дмитриева не была убеждена, что разевать рот – крайне неэстетично, она бы непременно разинула – от изумления.
Вот это, я вам скажу, память! Вот это профессионализм! Некоторым детективщицам надо бы на мастер-классы к этой продавщице походить!
– Здорово! – не скрыла она своего восхищения. – Нет, потрясающе! У вас совершенно ошеломляющая память! Неужели вы всех покупателей запоминаете?
– Если они – знаменитые писательницы, – довольно ехидно подала реплику вторая продавщица, изможденная блондинка. – Секлита Георгиевна целую кучу ваших книжек собрала! А мне они не слишком нравятся.
Алёна смутилась. Носительница столь необычайного имени – ну прямо из пьес Александра Николаевича Островского! – тоже.
– Ну да, они многим не нравятся, – с улыбкой кивнула Алёна, которая вообще реально смотрела на жизнь, а потому на непризнание своих заслуг не слишком обижалась. – Так себе книжки, очень среднего уровня.
– Ничего себе, среднего! – воскликнула Секлита Георгиевна. – Знаете, в какой-то статье про вас говорилось, что вы пишете только для умных женщин.
Ее месть напарнице-блондинке была тонкой и изысканной, и Алёна, которая сама обожала искусство намеков и нюансов, не могла не восхититься. Правда, прошло не меньше минуты, прежде чем остро отточенная стрелка долетела до цели и поразила ее.
– Да уж, конечно, если я Алёну Дмитриеву не читаю, значит, я не умная! – обиделась блондинка. – А мне вот Дина Рубинович больше нравится!
– Вы, наверное, хотите сказать, Дина Рубина? – ласково осведомилась Секлита Георгиевна.
Так, подумала Алёна, трудового содружества между коллегами нет как нет!
Блондинка покраснела до корней своих тщательно прокрашенных волос и смылась в подсобку, где очень своевременно зазвонил телефон.
– Нет, правда, я очень ваши книжки люблю! – улыбнулась Секлита Георгиевна.
– За мной новый роман! – твердо пообещала Алёна. – И даже два, если вспомните, был ли у вас еще один такой браслет и кому вы его продали.
Матово-черные глаза Секлиты Георгиевны засияли.
– Вы придумываете новый сюжет? – шепнула она заговорщически.
– Что-то вроде, – пожала плечами Алёна.
– Браслетов в самом деле было два, – тем же шепотом продолжала Секлита Георгиевна. – Один купили вы, а второй продали через три или четыре дня.
– Кому, не помните? – чуть не застонала Алёна.
– Продавала не я, – покачала головой Секлита Георгиевна. – Я болела.
– А кто? – насторожилась Алёна.
Секлита Георгиевна ткнула пальцем в сторону подсобки, где все еще говорила по телефону блондинка, и поджала губы. Янтарный блеск в ее глазах померк.
– Может, она помнит? – с надеждой
– Да вряд ли, – покачала головой Секлита Георгиевна и, как показали следующие десять минут, оказалась совершенно права. Блондинка, которую звали Раиса Федоровна, не просто не помнила, но не помнила даже как-то воинствующе, с особым, несколько садистским удовольствием.
– А зачем вам это нужно? – спросила она наконец, когда Алёна уже несколько охрипла от просьб.
Алёна пожала плечами. Рассказывать нелепую историю с подменой браслета не хотелось.
– Это для сюжета! – подсказала Секлита Георгиевна.
– Ах для сюже-е-ета… – презрительно протянула Раиса Федоровна. – Для сюжета вашего я и напрягаться не стану, и вспоминать не буду.
– Ну и не надо, – обиделась Алёна. – Обойдусь.
И ушла, улыбнувшись на прощание Секлите Георгиевне и призывая себя успокоиться. Если все время думать о том, что тебя так изощренно ограбили, поневоле станешь мизантропом. Не лучше ли относиться к случившемуся с юмором, благо чувство оного в наличии имеется? И вообще выкинуть из головы эту дурацкую историю с браслетом, волосатиком, ювелиром…
Самые проницательные читатели уже, конечно, догадались, что сделать это Алёне Дмитриевой не удалось.
Дела давно минувших дней
Я приказал подвезти себя к гостинице. До сего времени стоять в гостинице мне никогда не приходилось, и по пути, то есть когда я уже уверился, что доберусь до Петрозаводска живым, я навоображал себе невесть что – вроде «Астории» по меньшей мере. Однако же по мере приближения к сему «отелю» я постепенно соразмерял свои фантазии с реальностью. Дома здесь были большей частью деревянные, одноэтажные и неприглядные. Таким же оказался и «отель», носивший незамысловатое название «Северный». Впрочем, это показалось мне хорошим предзнаменованием! Ведь таков же и мой псевдоним!
В гостиничной конторе предъявил я документы. Помню, меня удивило тщание, с каким их проверили сначала хозяин, а потом полицейский чин. Тогда я еще не знал, что Петрозаводск – место поселения многих ссыльных, поэтому всякий новый человек брался здесь на заметку: а не прибыл ли он с некими противоправительственными злоумышлениями?
Я на первый взгляд был персоной, никакого доверия не заслуживающей: одет кое-как, чрезвычайно грязен, голоден, как зимний волк, а то и лютее, денег при себе не имел ни копейки (хозяин не замедлил стребовать с меня плату вперед), к тому же назвался актером и режиссером.
Хозяин и полицейский чин при сем наименовании переглянулись с задумчивостью. Мне, дрожащему от холода и мечтающему о теплой бане и сытном обеде, вздумалось, что меня немедля повлекут сейчас в кутузку – до выяснения обстоятельств, и я вынул письмо от Э. Сампо. И пожалел, что не сделал этого раньше!
Стоило лишь полицейскому чину сие письмо увидать, как отношение ко мне вмиг переменилось. Оказывается, хозяин получил касательно меня особые распоряжения, согласно которым все мои расходы в первое время – до получения аванса в казначействе театрального общества – берет на себя само общество. То есть немедля был мне предоставлен номер и исполнены самые заветные желания, касающиеся обеда, бани и отдыха.