Проклятие любви
Шрифт:
После того как вечером были вознесены молитвы за удачную и безопасную охоту, собравшиеся приступили к пиршеству и развлечениям. Над пустыней неслись звуки барабанного боя и завывания флейт. Танцовщицы кружились вокруг мерцающих костров, а гости бродили от палатки к палатке с чашами в руках. Фараон пригласил Хоремхеба в свою палатку. Эйе с ним не было. Молодой царь и угрюмый военачальник несколько часов проговорили о прошлом и настоящем, о надеждах Тутанхамона на будущее. Хоремхеб поймал себя на мысли, что ему почти нравится этот поверхностный и импульсивный юноша, но в то же время он не испытывал раскаяния за то, что должен совершить. Для этого было слишком поздно.
Прошло два дня охоты, а он все ждал. Он заранее ослабил шпильки, которыми крепилось
Хоремхеб приготовился к тому, что удобного случая может не представиться и охота так и закончится без происшествий. Охотники просто катались по песку вдоль скал, не выследив никого в первый день, а на второй упустив льва, который показался высоко в скалах и тут же исчез.
Но наутро третьего дня золотогривый зверь выскочил из-за камней у подножия скал и помчался через песчаную равнину. Тутанхамон, как он часто делал, решил, что будет сам править своей колесницей. С гиканьем он хлестнул коней кнутом. Колесница рванулась вперед. В горле у Хоремхеба внезапно пересохло, он расставил ноги, чуть наклонился вперед и понесся в своей колеснице вслед за фараоном. Остальные охотники – шестеро или семеро придворных – последовали за ними чуть медленнее, потому что первая добыча по традиции предназначалась фараону.
– Ломайся, ломайся же, – бормотал Хоремхеб сквозь стиснутые зубы, щурясь от горячего ветра и чувствуя, как юбка бьет по ногам.
Направив своих лошадей немного правее, чтобы в глаза не летел песок из-под копыт лошадей Тутанхамона, он продолжал нестись за фараоном.
Потом его сердце подскочило. Одно сверкающее колесо царской колесницы зашаталось, отвалилось от колесницы и покатилось по песку в сторону. Он услышал восклицание царя, скорее удивленное, чем испуганное. Ось одним концом уткнулась в песок. Тутанхамон отпустил поводья. Пронзительный испуганный вопль раздался сзади, когда его тело взлетело вверх, покатилось кувырком, ударилось об испуганных лошадей, которые уже остановились, и рухнуло на песок. Хоремхеб оглянулся. Они с фараоном далеко оторвались от основной группы охотников. Резко натянув поводья, он спрыгнул на землю и подбежал к фараону, упал на колени, чувствуя, как его на мгновение бросило в пот от страха. К его изумлению, Тутанхамон открыл глаза. Он лежал на боку, его шафранного цвета юбка разорвалась, шлем наполовину сполз с головы, он часто и неглубоко дышал. Он был просто оглушен ударом. В этот момент у Хоремхеба был выбор: он мог бы подождать следующей представившейся возможности расправиться с фараоном или принять чудесное избавление его от смерти за знак того, что бог защитил его. Но тут ему на глаза попались два предмета. Земля вокруг была усыпана небольшими камнями, а на расстоянии вытянутой руки валялась, злобно сверкая на солнце, одна из шпилек, которыми колесо крепилось к оси. Он не колебался. Люди уже неслись к нему, размахивая руками и что-то крича. Схватив шпильку и камень, он перевернул Тутанхамона на живот. Пальцем он нащупал впадину у основания черепа, открывшуюся под сдвинутым шлемом. Голова лежала неудобно. Он слегка подвинул ее, приставил острие золотой шпильки к углублению и ударил по другому концу камнем. Шпилька сначала упиралась, но потом проскользнула внутрь. Фараон издал тихий стон, похожий на мяуканье котенка. Ругнувшись, Хоремхеб торопливо выдернул шпильку. Из раны медленно выступила кровь, впиталась в песок, потом хлынула снова. Он вымазал камень кровью, натянул шлем на место и перевернул тело на спину. У него не было времени убедиться, мертв ли Тутанхамон. Бросив камень и затолкав шпильку в песок поглубже, он обернулся. Люди уже спрыгивали со своих колесниц и бежали к нему. Бегом приближались носильщики Эйе. Сам Эйе сидел, выпрямившись, подгоняя их хлыстом.
– Здесь есть врачеватель? – закричал Хоремхеб, удивленный твердостью
Хрипло дыша, Эйе спрыгнул на землю, протиснулся сквозь толпу придворных и замер, несколько мгновений слышалось только его неровное дыхание. Увидев след свежей крови на шее и на плече Тутанхамона, он поддел носком испачканный кровью камень, опустился на колени и приложил ухо к груди фараона.
– Он не ранен, он мертв! – прошептал он. – Это случилось слишком быстро. Я не верю в это. Эй вы! – Он указал трясущимся пальцем на носильщиков, поднявшись на ноги. – Положите его в мои носилки. Как с царевичем Тутмосом, много лет назад, – сказал он Хоремхебу слабым голосом. – Так быстро…
Хоремхеб шагнул к нему. Сам он тоже был бледен и пошатывался.
– Мы должны успеть к царице раньше этой толпы, – выдавил он. Последние слова утонули в потоке причитаний, когда занавеси носилок опустились и тело подняли. – Постарайся держать себя в руках, Эйе.
Эйе кивнул. Вместе они добрели, спотыкаясь, до колесницы Хоремхеба и взобрались на нее. Стражники отвязывали лошадей от сломанной колесницы Тутанхамона и осматривали ось, которая согнулась от удара о землю. Хоремхеб взялся за поводья, и тут на него обрушилась волна облегчения. Он сделал это. Фараон мертв.
Новость вскоре настигла Анхесенамон, и, когда мужчины остановились у ее палатки, она выбежала оттуда, уклоняясь от рук Эйе, ее глаза были полны ужаса. Бросившись к носилкам, она рванула занавеси, потом упала на колени и принялась рвать на себе волосы.
– Все его дети были прокляты! – рыдала она. – И боги не успокоятся, пока я тоже не умру. Я последняя! Тутанхамон, брат мой, любовь моя!
– Нет, царица, это глупое заблуждение, – сказал Эйе успокаивающим тоном, склонившись над ней.
Но она отказывалась от утешения. Еще долго после того, как носилки исчезли вдалеке, направляясь к Обители мертвых, и молчаливые слуги свернули палатки, она стояла на коленях в песке и голосила, набирая горстями песок и посыпая им голову. Мурашки пробегали по телу у тех, кто видел это. Было что-то первобытно-трагическое и безысходное в облике молодой царицы, ее искаженных тонких чертах, ее длинных черных волосах, засыпанных песком и развевающихся на горячем полуденном ветру. Она стояла на коленях и раскачивалась, а за ней дрожали в мареве бурые скалы, и над головой простиралось безжалостное и глубокое синее небо, бесконечно огромное. Ее крики, казалось, заключали в себе все слезы, пролитые членами ее обреченной семьи, однако боги повернулись спиной к этим исступленным мольбам.
Когда начался семидесятидневный траур, потрясение Египта уступило место огромной скорби. Мирные реформы Тутанхамона снискали ему любовь всех жителей Египта, при его правлении они начали ощущать себя в большей безопасности. Теперь это чувство было уничтожено, и их печаль смешивалась с тревожными ожиданиями. В Малкатте убитые горем придворные разошлись по своим покоям. Только Эйе, с тревогой, причину которой он не мог четко определить, расспрашивал врачевателя, который благоговейно осматривал тело.
– Его со страшной силой швырнуло на острый камень, – отвечал тот на расспросы Эйе. – Об этом говорит глубокая дыра у основания черепа. Как ужасно, что удар пришелся именно в это место, хотя я не могу взять в толк, почему Гор умер так быстро. Немедленную смерть обычно вызывает удар в висок.
Поскольку фараон был уже мертв, когда его принесли во дворец, было очевидно, что врачеватель не осмотрел тело с такой тщательностью, как он сделал бы это, если бы Тутанхамон выжил после ранения, и его ответ не удовлетворил Эйе. Он продолжал возвращать в памяти картину, как Хоремхеб склоняется над фараоном, заслоняя собой его тело, но говорил себе, что его подозрение невероятно. Эйе видел этот момент даже во сне, терзался им в своих мыслях на протяжении всех дней траура, и чем дольше он обдумывал этот вопрос, тем чаще возникало одно любопытное предположение: если бы Тутанхамон не шлепнул военачальника метелкой в тот день, он бы не погиб.