Проклятие Марены
Шрифт:
— Думается мне, тяжко нам будет к мирной жизни привыкнуть, а? Законы там разные соблюдать… Или кто из вас собрался дальше грабежами промышлять? Вот ты, Шторм, чего делать будешь?
Шторм открыл глаза, и перекатился на бок.
— Вернусь в Ганарию. Ферму куплю, буду лошадей разводить…
— Не, а я здесь, в Ромнии останусь, — мечтательно протянул Ройко. — Куплю домишко в городе, в богатом квартале, может, дело себе найду не совсем незаконное.
— Не совсем незаконное? Привычка — вторая натура, — усмехнулся Одноглазый, извлекая из сумки хлеб и солонину.
Ройко разлил
Туннель то расширялся, то сужался, иногда приходилось ползти на четвереньках. Казалось, стоит чуть пошевелиться, толкнуть камень — и гора обрушится, подмяв наши тела под себя. Холодные камни больно впивались в ладони, несмотря на перчатки.
Неожиданно в конце хода появился свет. Тусклое голубоватое свечение было едва заметным в пламени факелов, но чем ближе мы подходили к его источнику, тем ярче оно становилось. Луна на поверхности не могла светить так ярко, значит, мы вышли не на поверхность. Шторм затушил свой факел — больше в пламеннике не было нужды. Остальные последовали его примеру.
Ход закончился. Мы вышли к обрыву — а внизу раскинулся старинный замок, словно сотворённый стеклодувом-великаном. Стены сооружения чуть подсвечивали, разгоняя темноту. Тёмные каменные своды пещеры терялись где-то вдалеке.
Шторм закрепил верёвку, и отряд начал аккуратно спускаться вниз. Отсюда замок выглядел ещё внушительнее. Крепостная стена высотой аршинов в десять нависала над головой, вглядываясь пустыми бойницами в темноту пещеры. Полукруглые башни у ворот, сделанных из тонкого льда, блестели ледяными крышами. Я подошла ближе, чтобы рассмотреть блоки, из которых всё это было построено. В каждом кирпиче, казалось, был замурован светлячок, потому что свечение шло откуда-то изнутри, но источник разглядеть не удавалось. Я даже протянула руку, чтобы прикоснуться к ледяному брикету, но Ройко схватил меня за плечо.
— Лезвие, ты что, про ловушки не слышала?
— Какие тут могут быть ловушки, с ума сошел? — усмехнулась я, и отвернулась. От резкого движения камень под моей ногой шевельнулся, и я начала падать прямо под стену. Ройко кинулся вперёд, в попытке подхватить меня. Из под земли, с протяжным скрипом, вырвались острые ледяные шипы.
Если бы я стояла на полшага дальше от стены, мы бы уцелели оба, но расстояние в один локоть решило всё. Несколько кольев проткнули парня насквозь. Кровь брызнула в стороны, испачкала красными разводами ледяную стену и мою кожанку. Ройко дёрнулся, словно не понимая, что с ним произошло, и замер — уже навсегда. Кровь из раны на голове заливала светлые кудри и соболий мех на куртке.
Я, словно в полусне, освободилась от его рук, всё ещё сжимающих мою талию. Колья исчезли так же мгновенно, как и появились. Тело, будто большая кукла, осело на камни, всё ещё разбрызгивая кровь.
Первым очнулся Шторм. Он осторожно, стараясь не наступить в лужицы или
Я присела на холодный камень и обхватила себя за плечи, пытаясь согреться. Казалось, что в помещении резко похолодало — или на меня так подействовало холодное дыхание смерти? Нас с ней разделял один шаг. Один шаг, который не сделала я, но сделал Ройко.
Моя жизнь никогда не было особенно спокойной. Я много лет жила на острие ножа, видела как погибают люди, к которым я привязывалась, и даже иногда думала о собственной смерти. Но я не могу позволить себе умереть! Только не сейчас, когда я так близка к цели. Макошь великая, Старшая пряха, огради и защити!
Шторм оттащил то, что осталось от Ройко, в сторону и принялся изучать механизм ловушки. Камешки, брошенные им к стене, оживляли скрытые где-то в земле ледяные стержни. Колья выскакивали вверх, поблёскивая в голубом свечении. Часть шипов была вымазана кровью. Багровые капли скользили по гладкой ледяной поверхности.
Монах отёр лицо Ройко, достал из складок рясы крохотную фляжку, окунул в неё палец и нарисовал на бледных щеках умершего погребальные узоры. В Кулаке возможность проводить соратников в последний путь по всем правилам выдавалась не часто, но сейчас всё было иначе.
Подчиняясь невысказанной просьбе, мы подошли ближе и встали кругом. Монах, чуть слышно, начал читать молитву. Постукивали янтарные чётки. В голове крутились какие то странные обрывки мыслей и ощущений.
Ройко, спрашивающий меня о Шторме.
Ройко, поющий старинные баллады у костра.
Ройко, объясняющий мне, как аккуратно срезать кошелёк с пояса зазевавшегося горожанина.
Тело, лежащее сейчас у моих ног — это не Ройко. Непохожа эта бледная маска с обескровленными губами и синими разводами у бровей на парня, которого я знала и помнила.
Вердо и Монах переглянулись. Погребальный костёр собрать было не из чего, поэтому маг прочёл заклинание, священнослужитель полил пропитанную кровью куртку тёмно коричневой жидкостью, и тело Ройко вспыхнуло сотнями огней, мгновенно превращаясь в пепел.
Нас стало меньше. Теперь всех охотников за сокровищами можно было пересчитать по пальцам одной руки.
Первым заговорил Шторм.
— Вердо, чувствуешь магию?
Маг помолчал, закрыл глаза, словно просматривая окружающее пространство внутренним зрением, и ответил:
— Очень много магии. Старой. Забытой. Она спит, но проснётся.
Шторм кивнул и снова углубился в изучение ловушки. Через некоторое время к нему присоединился Вердо. Я ничем не могла помочь, поэтому сочла за лучшее просто не вмешиваться. В повседневной жизни мне не часто приходилось сталкиваться с магией. Раньше, говорят, заклинания использовали чуть ли не на каждом шагу, но постепенно колдовство уходило из нашего мира. Почему это случилось, до сих пор никто точно не знает — может быть, виноваты маги, которые так рьяно оберегали секреты друг от друга, что уносили их с собой в могилу; или правители, остерегавшиеся сильных волшебников и поэтому уничтожавшие тех, до кого могли добраться.