Проклятие победителя
Шрифт:
— Ты одержала решительную победу, — похвалил он. Потом вскочил на своего жеребца и пустил его шагом, задавая темп.
Кони шли медленно, но Кестрель морщилась от боли при каждом движении. Она обрадовалась, когда опустилась ночь, ведь в темноте генерал не сможет разглядеть ее осунувшееся лицо и страх, написанный на нем.
Кестрель ждала, когда он спросит, почему она вызвала Айрекса на дуэль, но отец молчал, а вскоре все мысли улетучились, и она уже думала лишь о том, как бы не упасть с коня. Когда они доехали до поместья, во рту у нее был солоноватый привкус крови,
Кестрель не заметила, как проехала через ворота и как перед ней вдруг возник дом. Ей показалось, что яркие огни в окнах подрагивают. Она услышала, как отец сказал что-то какому-то человеку, а потом почувствовала его руки у себя на талии. Он снял ее с коня, будто ребенка.
Кестрель почувствовала под ногами землю. Колено подогнулось. Из горла вырвался стон, и она потеряла сознание.
Когда Кестрель открыла глаза, то обнаружила, что лежит в своей постели. Кто-то развел огонь в камине. На потолке плясали оранжевые отблески. На прикроватном столике горела масляная лампа, отбрасывая на лицо отца тень. Он сидел в кресле у постели Кестрель — возможно, даже успел подремать, но сейчас его глаза внимательно следили за дочерью.
— Придется проколоть тебе колено, — сообщил он.
Кестрель перевела взгляд на свои ноги. Кто-то (может быть, отец) отрезал ее правую штанину от середины бедра, открыв воспаленное колено, которое казалось вдвое больше обычного. Распухший сустав горел огнем.
— Не знаю, что это значит, — ответила Кестрель, — но, судя по всему, ничего хорошего.
— Айрекс выбил тебе коленную чашечку. Она встала на место, но от удара, видимо, порвались мышцы. В суставе скопилась кровь. Поэтому так больно. — Он помедлил. — Я встречался с таким на поле боя. Я знаю, как выпустить жидкость из колена. Тебе станет легче. Но для этого придется сделать надрез.
Кестрель невольно вспомнила, что случилось с ее матерью. Как отец пытался остановить кровь, а она все текла по его рукам. Сейчас он внимательно смотрел на дочь, и ей показалось, что он вспоминает о том же или догадался, что она об этом вспомнила. Словно зеркала, поставленные друг напротив друга, они бесконечно отражали один и тот же кошмар.
Отец перевел взгляд на свои усыпанные шрамами руки.
— Я послал за лекарем. Можешь подождать его, если хочешь. — Его голос звучал ровно, но Кестрель все равно заметила слабую печальную нотку, которую никто другой, наверное, не расслышал бы. — Я бы не предложил, если бы не был уверен в своих силах. Я считаю, что это нужно сделать как можно скорее. Но выбор за тобой.
Он посмотрел ей в глаза. Его взгляд заставил ее поверить: он не позволил бы Айрексу убить ее, он сорвался бы с места и всадил нож ему в спину, если бы увидел, что дочери грозит смерть. Он бы наплевал и на ее честь, и на свою собственную.
Разумеется, Кестрель сомневалась. Но она кивнула. Рабыня принесла отцу чистые тряпки, которые он подложил под распухшее колено. Потом генерал подошел к очагу и подержал лезвие небольшого ножа над огнем, чтобы он не вызвал заражения крови. Затем вернулся к ее постели, держа
— Я обещаю, — произнес он, но Кестрель так и не поняла, что он имел в виду. Что ей станет легче? Что он знает, что делает? Что он бы спас ее на дуэли, если бы это потребовалось? Нож воткнулся ей в ногу, и Кестрель снова лишилась чувств.
Отец оказался прав. Когда Кестрель открыла глаза, ей уже было намного лучше. Перевязанное колено ныло, но воспаление исчезло, а вместе с ним и жгучая боль.
Генерал стоял спиной к ней и смотрел в темноту за окном.
— Наверное, нам стоит расторгнуть договор, — сказала Кестрель. — С больным коленом я в армии никому не нужна.
Он повернулся и ответил на ее слабую улыбку.
— И не надейся. Рана болезненная, но не опасная. Скоро ты встанешь на ноги, а через месяц будешь ходить как ни в чем не бывало. Никаких серьезных повреждений. Если не веришь мне и думаешь, что меня ослепила надежда однажды увидеть тебя в рядах офицеров, спроси врача. Он сидит в гостиной.
Кестрель бросила взгляд на закрытую дверь спальни, удивившись тому, что врач ждет снаружи.
— Я хочу задать тебе один вопрос, — объяснил отец. — Лучше, чтобы никто не слышал.
У Кестрель так кольнуло в груди, что она забыла о больном колене. Как будто ей воткнули нож в сердце, а не в ногу.
— Какую сделку ты заключила с Айрексом? — спросил генерал.
— Что?
Он пристально посмотрел на нее.
— Дуэль складывалась не в твою пользу. Потом Айрекс вдруг перестал нападать, и у вас, похоже, состоялся интересный разговор. Когда поединок продолжился, Айрекса будто подменили. Он не мог проиграть — по крайней мере, не так. Ты убедила его поддаться.
Кестрель не знала, что ответить. Когда отец задал вопрос, она ужасно обрадовалась, что он не касался причин дуэли, и прослушала половину из того, что сказал генерал.
— Кестрель, я просто хочу убедиться, что Айрекс не сможет тебя этим шантажировать.
— Нет. — Она вздохнула, разочарованная тем, что отец разгадал ее уловку. — Скорее наоборот.
— Вот как? Хорошо. Так ты расскажешь мне, как ты это сделала?
— Я знаю одну тайну.
— Прекрасно. Нет, тайну можешь мне не рассказывать. Знать ничего не желаю.
Кестрель уставилась на огонь. Пляшущие язычки в очаге зачаровывали ее.
— Думаешь, мне есть дело до того, как ты победила? — мягко добавил отец. — Ты победила. Это главное.
Кестрель подумала о Гэрранской войне. О том, сколько страданий она принесла этой стране, и о том, как действия отца привели к нынешнему положению вещей: Кестрель стала госпожой, Арин — рабом.
— Ты правда так думаешь?
— Да, — ответил генерал. — Правда.
Арин услышал, как скрипнула дверь казармы. Этот звук заставил его вскочить. Только она могла прийти сюда так поздно. Но потом раздались шаги, и пальцы Арина, вцепившиеся в решетку темницы, разжались. Это не ее походка. Ночной посетитель был гораздо крупнее — его шаги тяжелые и медленные, явно не женские.